| Из Архива В. И. Вернадского: http://vernadsky.lib.ru |
|
| Из Архива В. И. Вернадского: http://vernadsky.lib.ru |
|
Текст дневников за период 31 декабря 1919 г. (13 января 1920 г.) - 4 (17) апреля 1920 публикуется по: АРАН. Ф. 518. Оп. 2. Д. 11. Л. 51 об. - 91 об. (автограф; чернила, карандаш).
Электронный вариант подготовлен по изданию: В.И. Вернадский, Дневники 1917-1921. Январь 1920 - март 1921 (Киев: Наукова думка, 1997).
Текст подготовил Мингалеев С.Ф.
Дата последней редакции 21 февраля 2000.
Текст пока что совершенно не вычитан!
(нет под руками книги).
Сегодня приехали в Новороссийск.1 Ясная катастрофа. Это не отрицают и Пав. Ив. [Новгородцев] и Демидов.
Ехали мы в офицерском переполненном вагоне; разговор идет уже совершенно иначе по отношению к офицерам, чем раньше. Хотели выгонять из вагона офицера, нас с Тим[ошенко], которые сели в вагон с разрешения начальника станции, - вагон был служебный; выпроваживали даму, которая оказалась представительницей Комитета помощи ДА. Настроение ясно совершенно иное к офицерам. Были у инж[енера] Кричевского, к.-д. и очень яркого сторонника ДА. Вошел офицер, шикарно одетый, с двумя дамами, требовать ночлега в переполненной квартире. Когда ему отказали - он стал говорить о неправильном отношении к защитникам: прийдут красные, и т. д. А они защищают от красных. Жена Кричевского вспылила, заявив, что один сын ее погиб на войне, другой в ДА и т. д.
Видел и говорил с Пав. Ив. [Новгородцевым]. Он, по моему мнению, как-то не сознает, что причина крушения ДА не случайная. Демидов в разговоре говорил мне, что он считает своей задачей проповедовать крестовый поход против большевиков. Но правильно ли это? Большевики все-таки сейчас так или иначе восстанавливают Россию. Разговор на эту тему с Пав[лом] Ив[ановичем] и Кричев[ским].
Оказывается, что та же мысль о спасении культуры устройством русских ученых за границей явилась, по словам П. И. [Новгородцева], у Астрова и особенно у Соф. Влад. [Паниной].
Положение Демид[ова] со своей миссией2 очень трудное. Он теперь хочет ехать через славянские земли. Сейчас этот вопрос несомненно станет на очереди. Видел здесь С. К. [Гогеля]. Совершенно опростился, сильно изменился и поддался. Уезжает в Крым, не колеблется. И он мечтает об отъезде в слав[янские] земли.
Ведь культура падает не только здесь во время катастрофы - но и у большевиков. Вчера мы были депутацией (я, де Метц, Шапошников и Тимошенко) у Богаевского. Богаевский принял очень любезно. Очень откровенен. Положение мрачно. Нельзя ожидать в скором времени какого-нибудь улучшения. Защищают линию Дона - но защитят ли? Сейчас здесь очень трудное положение. Отношение Деникина с Радой очень тяжелое и неприятное.3 По поводу поляков он указывал, что поляки наступают - взят Коростень и Двинск. О Киеве не знает. М[ожет] б[ыть], Киев, м[ожет] б[ыть], опять с новой властью, менял раз 10. Он - как будто - считает и польское занятие непрочным. Указывает на перехваченное письмо Троцкого о том, что после того, как они разобьют ДА и отправят ее к горам - он перебрасывает армию против поляков и затем придет на помощь большевикам Европы. Он считает, что они на Дону спасали школу - среднюю - но сейчас невозможно сохранить. Лучше уехать в слав[янские] земли временно для сохранения культуры и потом вернуться. В этом смысле он сделал и резолюцию на нашей бумаге. Надо торопиться ехать в Новороссийск, т. к. здесь (в Екатеринодаре) могут быть в ближайшее время очень серьезные и крупные события. Все правительство устроено и он думает, что сейчас надо обращаться к Лукомскому, который пока ведет дело.4
Здесь говорят об эвакуации греков - присылаются суда. Всего здесь есть 40 000 п[удов] угля, из них 18 000 получает "Иртыш", пришедший недавно из Владивостока. Видевшие капитана, никто не расспрашивал о Колчаке и сибирских делах - абсолютно не интересует.
9 часов вечера - неожиданно гроза - гром и молния перед Новым годом!
Поместился в домике железнодорожника. На всем готовом 250 р. в день - здесь помещаются инженеры, связанные с исследованием Днепра. Устроил нас ученик Ст. Прок. [Тимошенко] - инж[енер] Томилин.
Встретил Ю. А. Кистяковского. Он говорит о полном развале, ехал из Киева поздно. Через Хар[ьков] <протиснулся>, попал в Феодосию. Всюду на станциях тысячи солдат и офицеров - но все бегут и не хотят сражаться.
Вчера разговор о кролиководстве. Большое дело на Кубани у бар. Штейнгеля в Кубанской обл[асти]. Есть описание имения. Кролики чрезвычайно плодятся. Идет в дело мясо, мех, кости. Интересно обратить внимание на это для живого вещ[ества]. Взять и размножение кроликов в природных условиях, напр[имер] в Австралии, и искусств[енное] кролиководство (литературу).
Сегодня, в отчаянную погоду, под дождем все время выяснял положение, чтобы уехать - видел Степанова, Астрова, Малинина, гр. Панину и др. Завтра уходит "Ксения" - на нее можно попасть только по особому разрешению, без билетов. Малинин обещал дать такое удостоверение с подписью Лукомского. Не знаю - удастся ли.5
С ними и о нашем деле - в слав[янские] земли. С. Вл. [Панина] берет вопрос широко - о вывозе массы лиц, по категориям. По-видимому, все руководство переходит в руки англичан. Распорядителем назначен бар. Врангель, который ведет переговоры. Англичане дадут весь тоннаж и вывезут в известной очереди - в Египет, Кипр, Мальту. При не очень хорошем отношении к русской эмиграции, очень не хочется попасть в ее ряды и связать свое дело с их делом. По-видимому, в первую очередь поставлены: 1) больные и раненые солдаты и офицеры ДА, 2) семьи офицеров и отв[етственных] служащих ДА. Все будет поставлено в известный порядок - огромный план, сложный и малоразработанный. Вчера совещание Ос[обого] сов[ещания] под предс[едательством] Н. И. Астрова, а рядом с этим, накануне, такое же совещание у бар. Врангеля, который ничего не знал об астровском. Сегодня запрещен выезд мужчин до 50 лет. Масса старается всячески найти выход. Установлены пропуска ген. Корвин-Круковского: здесь говорят, что это аппарат для взяточничества. Сегодня вечером совещание, по словам Астрова, где будет обсуждаться и вопрос о Корв[ин]-Крук[овском]. Всюду невероятная кутерьма и очень неясная. Несомненно, делают все для усложнения положения, а не для ускорения. И в самую последнюю минуту делают ряд гадостей.
Слухи о том, что англичане хотят завладеть Новороссийском, как они завладели Батумом. Сегодня известие от Степанова о занятии Ростова: известие идет от лиц, приехавших из Екатеринодара; там вывешено объявление. Лица "правительства" ничего не знают! Особое совещ[ание] фактически все время собирается, как будто оно не распущено. Новгор[одцев] и Астров, по-видимому, имеют кое-какие надежды; Астр[ов] указывает на то, что сейчас идут через англичан (приехал Макк[индер] с огромными полномочиями),6 которые добиваются согласованных действий поляков, что может изменить положение очень резко. Пав. Ив. [Новгородцев] считает, что обе армии разлагаются и достаточно небольшой организованной группы, чтобы изменить положение. Как везде - оптимисты и пессимисты. Но я все-таки думаю, что важен масштаб совершающегося процесса, и в этом смысле идейная сила большевизма, по его влиянию и размаху, несравнима с идейным содержанием ДА, в общем, тусклым и бледным, с ее реставрационной идеологией среднего ее сторонника. Думаю, что сейчас уже конец. С. Влад. [Панина] тоже [так] считает.
Здесь неожиданно встретил А. Я. Орлова, который до сих пор не мог выехать в Одессу!
"Иртыш", оказывается, 2 дня назад пришел не из Владивостока, а из Черного моря - а туда прибыл из Америки. Сведения о Колчаке у них старые.
Идя по Новороссийску, всюду встречаешь знакомых - просто удивительно, как это мал круг людей.
Вчера вечером интересный разговор с Лелявским и Бенедиктовым, инженерами, связанными со шлюзованием Днепра, об их работе.7 Они мечтают и хлопочут о перевозке их и их материала в безопасное место за границу. Перевезти надо только ответственных работников - 5-6 человек, которые работают над этой неоконченной работой 2-3 года; работа дает результаты, много сделано, но еще не окончено. Ввиду сложности и новизны вопроса. Задача, которую предстоит разрешить, является во многом единственной в своем роде. Возбуждают и ряд новых научно-технических вопросов. Благодаря хорошему составу - Николаи, стоящий во главе - подбору интересующихся молодых сотрудников, получен ряд новых данных, имеющих и научный интерес.
Перешел на пароход. Позволили в виде любезности переночевать и поместиться в кают-компании. Ветер, дождь, ужасная погода; четвертый час - скоро темнеет и я решился остаться на пароходе и провести спокойно несколько часов. Впереди сумрачно и, м[ожет] б[ыть], приходится вновь начинать новый период моей жизни, порвать не только с Киевом, но и [с] Россией.
Возвращаюсь опять к вопросу о шлюзовании Днепра. Мне вспоминаются моменты моего более реального интереса [к] этим вопросам.
Я встречался раньше с этим вопросом, как многие образованные люди в России, не вдумываясь в этот вопрос и не углубляясь в его значение. В последнюю сессию Государственного Совета этот вопрос рассматривался в Совете, когда уже удельный вес нашей группы был больше. Помню это заседание Комиссии в превосходном зале Мариинского дворца. Как все это далеко и является уже историческим прошлым. И теперь, едва ли можно сомневаться, даже близко не возвращающимся. И как никто не ожидал такой судьбы, хотя многие считали, что при возвращении с фронта солдаты наделают Бог знает что, хотя земли.8 Многие ждали ужасов, но не таких, какие произошли. В этом заседании, где, мне кажется, председательствовал Манухин, ярко подымались вопросы, связанные и с личными интересами, и с довольно фантастическими проектами морского сообщения через Днепр. Я тоже выступал в этом заседании и, мне кажется, мне тогда удалось расстроить - теперь не могу вспомнить - какое-[то] подозрительное предложение одной группы Г[осударственного] С[овета], шедшее, мне казалось, против гос[ударственных] интересов. Решение Г[осударственного] С[овета] было, мне кажется, правильным и лучше решения Г[осударственной] Д[умы]. Прошло немного времени и тот же вопрос в другой обстановке поднялся в Комиссии производительных сил, где я был председателем подкомиссии по белому углю. Разговоры об этом проекте с целым рядом лиц - С. П. Максимовым и др. Наконец, еще недавно явился тот же вопрос в Киев[ской] Акад[емии] наук, в Комиссии] прир[одных] богатств] Укр[аины], где был доклад Усатого, выступал Розов и др. По словам Лелявского, в основу работ партии Николаи лег проект Бахметева, развивающий идею Максимова. Из Екатеринослава - в виду махновцев - весь огромный необработанный] материал переведен сюда. Его хотят дальше направлять, и молодые инженеры (Николаи остался в Москве) хотят уехать за границу и увезти весь материал туда. Но едва ли это правильно? Ведь этот материал может иметь ценность для разных деловых компаний. Надо сказать, что молодые инженеры (кроме Бенедиктова?) грешны и в деловом отношении. Новый тип? Верно одно: необходимо сохранить и людей и полученный материал. Это все равно, как охрана научных данных и средств и людей. Государство, которое вынуждено будет продавать днепр[овскую] энергию, должно знать, что продает. Работа, после революции продолжалась при всех режимах, особенно при гетмане.
Еду на эвакуационном пароходе. Эвакуируют Сенат, Синод, Г[осударственный] контроль и лиц с особенным разрешением. Я имею разрешение от Лукомского - но не знаю, насколько я могу получить что-нибудь сносное. Пока сегодня впущен в кают-компанию. М[ожет] б[ыть], завтра удастся получить что-нибудь порядочное: пойду утром с А. А. Копыловым в управл[ение] воен[ного] порта. Сейчас идет буря и еще нет посадки, но народу очень много. Когда выйдем - не знаем.
Вопрос об эвакуации профессоров за границу вступает в новую фазу. Сегодня опять разговор с Н. И. Астровым уже о смете. Я себя (Нат[ашу] и Нин[у])9 вписал в список. Завтра Ст. Пр. [Тимошенко], а м[ожет] б[ыть] и я пробудем у Лукомского. Хлопочут и другие - Пио-Ульский (кажется, сам хочет в Батум, но на всякий случай хлопочет), Лебедев (пр[офессор] Горн[ого] института] СПб.) хлопочет у сербов. Я думаю, что из этого может что-нибудь выйти, но все-таки дело очень трудно.
Кругом в кают-компании разговор. Все опростились - но пробиваются зубры, и слышится французский диалект; я понимаю вполне то чувство неприятное, которое они должны вызывать у окружающих и которое так ярко чувствует Ниночка.
Чтобы уехать - идут на все. Дельцы, вроде Полонского (связан с бумажн[ой] фабр[икой], приятель Василенки) нанимают раненого офицера, везут его за границу, а сами едут в качестве провожатых!10 Распоряжение о невыезде мужчин до 50 лет вызывает в широких кругах неудовольствие. Считают, что они защищают генералов, вроде Корвин-Круковского (сейчас диктатор отъездов, известен неудачной защитой Екатеринослава от махновцев), и указывают, что генералы боятся казаков, чиновники хорошо их "защитят". Есть де заговор среди офицеров, чтобы их не выпустить в последнюю минуту. Всюду рознь. Офицерство относится скверно к чиновничеству (сегодня негодование офицера против пассажиров "Ксении" - что Сенат вывозят в каютах, а офицеры фронта - на палубе). На меня этот "офицер фронта" произвел впечатление бегущего. То же и у публики. Отношение к офицерству сейчас плохое в широких слоях населения. В самом деле, всюду здесь масса людей, но они не хотят защищать тот режим Добрармии, который выяснился. Для них это столь же чужое, как гетманство, большевизм или Директория. Все стараются улизнуть.
Несомненно, конец. Но победят ли большевики или же все-таки помощь "союзной" Англии, Польши и т. п. позволит побороть и остановить движение? Или будет взято все, вплоть до Крыма, и затем большевизм пойдет на Кавказ, Эстонию, Латвию, Польшу? Большевизм настоящим образом объединит вновь Россию?
Среди публики отмечают проникновение способа действий большевизма всюду кругом в ряды ДА. Во всех учреждениях, действиях офицерства и т. п. - в дурном и проявление активности мы видим до поразительности проявление того же. Те же осваги и та же жестокость - но над разными слоями общества. Сейчас, несомненно, широкие массы народа большевистски настроены. Не могу понять поэтому, на чем основаны предположения и убеждения или Пав. Ив. [Новгородцева] или Степ. Прок. [Тимошенко] о том, что скоро будет царь. М[ожет] б[ыть], я не вижу того, что происходит, как я в 1906 году не видел и не чувствовал (при Столыпине) быстро победившей реакции. И я помню тогда, как быстро все попрятались и множество перекрасилось. Что бы было, если бы среди Романовых был Дон Карлос или какой-нибудь из людей активной энергии, каких мы встречали среди средневековья, добивавшихся для себя власти?
Читаю Дриша, "Витализм". Мысль уходит в сторону. Тяжело, что моя рукопись "Ж[ивого] вещ[ества]" осталась в Киеве.11 М[ожет] б[ыть], удастся ее получить, если поляки возьмут Киев.
Вчера вечером в кают-компании музыка. Жена сенатора Равского и их две дочери - последние пели - (так себе - новые романсы) - мать хорошо играла на фортепьяно.
Подсел Серг. Конст. Гогель, дядя Ферсмана. С ним познакомился в Петрограде, гл[авным] обр[азом], когда был тов[арищем] мин[истра] н[ародного] пр[освещения] - по делам Психоневр[ологического] института]. Считал немцем, типичным петербургским профессором с внешним лоском аристократического бюрократа. Оказался украинцем по происхождению, умеренным по взглядам. Встретился потом в Киеве, когда он стал советоваться о своем тяжелом положении, колебался идти или нет в Укр[аинский] Сенат. В конце концов, пошел и держал себя с достоинством и после, когда стали к нему относиться - после падения гетмана - плохо с русской стороны. Во время большевиков он бедствовал, работал при Акад[емии] н[аук] и Нац[иональной] библ[иотеке]. Странный человек - несомненно неглупый, очень знающий, работящий, разбирающийся в окружающем - но чего-то нет. Я как-то мало выношу из разговора с ним по его специальности. Один раз обращался к нему по вопросу о социальном строе живого вещества и его причине. Толком ничего не мог услыхать по литературе, как я ни старался. Хочет тоже ехать в слав[янские] земли. Мечтает о социологии и видит в происходящем огромный опыт...
Он рассказывал, что сын его С. С. Гогель - публицист, один из главных сотрудников "Вечерн[его] времени", любимого органа Деникина!
Сенат тоже хотят перевозить в Югославию. Сербское посольство указывает, что найдется применение их работе. Лично для меня это облегчает выезд из Ялты.
Получил место в кают-компании 1-го кл[асса]. Все переполнено. Спать не придется, и когда-то еще выедем.
Был у Пав. Ив. [Новгородцева]. С ним прощался. Когда увидимся - неизвестно. М[ожет] б[ыть], в Крыму? П. И. говорит, что он только теперь начинает считать положение безнадежным. Шансы 1 на 10. И все же он не признает всех ошибок ДА. Сейчас у него большая критика и Деникина. Он не хочет уезжать из России - отрываться от семьи. Обдумывает, как наладить научную свою работу. И я думаю, что он молодец в этом отношении - его жизнь вся проникнута идеей и никогда не прекращалась его научная работа. Не раз вспоминаю несправедливые слова Труб[ецкого] (С. Н.), что П. И. [Новгородцев] научно не подвигается вперед и научная работа его после диссертации кончена. И когда я горячо возражал, он говорил - Вы увидите... И я помню, как я был рад, что я не ошибся. И теперь П. И. переживает все твердо. Показывал письмо Нольде к нему, в котором Н[ольде] пишет о вероятном будущем, даже при предполагаемом малом успехе Ден[икина], а не о крушении его политики: согласование деятельности национ[ально]-госуд[арственной] и попытке Ллойд Джорджа переговоров с большевиками. П. И. думает, что Ден[икин] и окружающие растерялись. С ним по поводу Польши и занятия Киева, об украинской и русской культуре. Он горячо протестует против моего указания о том, что у Федор[ова], Тырковой, Юренева я чувствую не русскую, а великорусскую точку зрения. Он допускает, что 10, даже 20 лет Украина может быть захвачена Польшей, а затем "Россия" все-таки возьмет свое. Но "Россия" ли это будет или Великороссия? Он тоже считает, что поляки будут вести резко украинскую шовинист[ическую] политику, и думает, что нам не надо возвращаться в Киев для борьбы, считая неуспех предрешенным. Я тоже думаю, что, скорее всего, будет неуспех, однако я чувствую своим долгом идти и вести эту кампанию. Мое положение облегчается тем, что я считаю, что Россия должна идти с Польшей и должна искать справедливого решения польско-русского вопроса. Я думаю, что перед лицом немцев мы должны найти у поляков русофильские течения. Конечно, против будут и поляки, и украинские националисты - но мое положение в Киеве будет борьба - и за русскую, и за украинскую культуру. Я говорю П. И., что мне придется бороться на три фронта; он говорит, что никто из русских не пойдет со мной - и я останусь один. Я этого не думаю. Я думаю, что при мало-мальски справедливом отношении к украинству, мы нашли бы огромные кадры русско-украинские и, думаю, их удастся сохранить и в новом положении страны. Сведения о Киеве имеют все основания правды. Жизнь будет все-таки легче, чем при ДА? Вот этого не понимает П. И.
Для меня сейчас не может быть лозунгом, как говорил недавно И. П. Демидов: пропаганда крест[ового] похода против большевиков. Я думаю, интересы и спасение России сейчас в победе большевизма на западе и в Азии. Необходимо ослабление "союзников".
А. К. Старицкий, которого встретил, указывает, что Мол-лов в правительстве Болгарии или играет там крупную роль. Любопытна его судьба.
Сейчас все мощно связывает нас со славянством и тут, м[ожет] б[ыть], мы найдем и правильное понимание украинского вопроса русскими. Надо будет выдвинуть идею славянского научного съезда.
Встретил Н. Н. Саввина. Умная, характерная фигура крупного инженера-дельца. У него колебались интересы власти и богатства. Ругает ДА и критикует ее беспощадно. По существу правильно. Выборы на Кубани делают положение чрезвычайно трудным. Думает, что Ден[икин] падет. Грузия будет помогать казакам. Савина не выпускают из-за лет (43). Он хочет уехать в Крым переживать большевизм, работая в огороде у себя в Алуште.
Сегодня в городе нет хлеба, по-видимому, отчасти забастовка пекарей из-за мер по окопным работам.
Утром напрасно бегал за хлебом, стоял два раза в очереди и безнадежно. Хлеба нет и не хватает для населения города. Не удалось и пообедать. Всюду очереди, везде на первом месте военные - а под их видом всякие! В булочной разговоры при внеочередной выдаче хлеба военным: на фронт не идут без очереди. Обеды можно достать - раз опоздавши к началу и то по очереди за 160-200 руб. Буду ужинать на пароходе: одно блюдо 160 руб.!
Простился с Соф. Вл. Паниной и Н. И. Астровым. Сговорился с ними о деле. Буду устраивать группу профессоров в Крыму. Переговоры с сербским правительством очень удачные. Лебедеву говорил посланник, что он не сомневается в том, что примет сербское правительство очень благоприятно организацию политехникума. Послал телеграмму. Мне надо поговорить с гр. Татищевым, губернатором. Надо, чтобы он приехал сюда лично для переговоров. Сербы согласны везти на свой счет на сербских пароходах.
Чем больше я вдумываюсь, тем больше считаю результат этой идеи большим. Думаю о теме статьи: "Значение славянской научной работы в мировой культуре".12 Если Тимош[енко] едет, то здесь останется представителем Алексей Александр. Лебедев.
С. Вл. Панина передавала о Сереже [Ольденбурге]. Очевидно, Струве его оставил. У него испанка. Госпиталь должны были переводить, но Струве сказал, чтобы Сережу оставили - он возьмет его с собой. Однако автомобиль, на который рассчитывал Стр[уве], его надул и он бросил Сережу на произвол судьбы, уехал один. У Сегони испанка, надеюсь на Ирину [Старынкевич], которая осталась...
Едут Чириковы в Бати-Лиман13 - они видели летом моего сына. Первые только сведения за месяцы. Как расстроилась жизнь.
Здесь все отрезаны. События на Кубани довольно грозны. Говорят, Новороссийск и его область присоединяют к Кубанской обл[асти]. Об этом как идее, занимавшей Кубань, мне говорил Нагорский, который пропагандировал эту идею.
Мне кажется, мы в сфере английских веяний. Настоящая власть у Маккиндера. Деникин должен видеться с Пилсудским. Астров говорит, что известное соглашение14 состоялось благодаря англичанам. Сегодня разговор о поляках с Ю. А. Кистяковским. Он говорит, что у него впечатление, что польская армия отходит не так сильно. В[о] всяких откровенных беседах с ним, его друзья поляки (помещики) считают, что польская армия не выдержит натиска большевистских сил. Большевизм там очень силен.
Обычно духовный мир человека (мир свободы Канта) отделяют от мира природы. Раз для нас ход цивилизации и духовного творчества человека отражается в определенной и неизменной по направлению с остальными проявлениями живого вещества форме в геохимических явлениях, не следует ли отсюда, что это деление двух миров только кажущееся?
С нами едет очень простой и милый израненный полковник Острокопытов. Был в плену в Германии; очень высокого мнения о немцах. Производит самое хорошее впечатление здравостию своих суждений. Его плен был ему впрок. Он теперь едет в Херсон, начальник стражи. 3 месяца назад из Совдепии; вернулся в Германию прямо из Совдепии. Жил все время в Брянске; жизнь впроголодь; комунисты, которые занимают лучшие места и имеют вдоволь продуктов - они всем верховодят. Духовенство принижено, поставлено вне всяких преимуществ, наряду с буржуазией. Никакого религиозного подъема нет. Нет ни одного более авторитетного лица среди духовенства. Нет течения религиозного и среди молодежи. Из всех гимназистов подписали прошение о преподавании Закона Божьего - 10 человек, ответа не получили. Преподавание в гимназии не идет уже со второй половины 1918 года, преподаватели получили другие места, служат и гимназисты. Крестьяне поддерживают большевиков, посколько они отдали всю землю помещиков, но недовольны комунистическим распределением продуктов. Засеяна 1/? часть земли, нет семян, все отбирают большевики по твердым ценам. Среди детей идет пропаганда большевизма, особенно в летних колониях. Сыск развит чрезвычайно. Расстрелы идут непрерывно в местных чрезвычайках (б[ольшею] ч[астью] хулиганы, грабители, "контрреволюционеры"). Евреев очень много - на первых местах они всюду. Несомненно, они проводят сейчас комунизм в жизнь. Гнет чрезвычайный. Острокопытов рассказывал такой случай (он домовладелец, инвалид, получал пенсию 1800 р. в месяц) - его арестовали и в чрезвычайку. Обвинение - что он ругал большевизм там-то: он проходил по этому месту с[о] знакомым и в разговоре действительно что-то говорил неодобрительно о большевиках. Знакомый вне подозрений в доносе. Совсем, как было при Тайном Совете в Венеции.
Развить идею о непрерывности существования живой материи (органической материи И. Мюллера) - omne vivum e vivo.15 Отсюда следует непрерывность ее геохимического эффекта. Это надо развить, ибо omne vivum e vivo, в связи с Oгромным геохимическим значением живой материи, придает жизни в концепции мира совершенно другое значение, чем мы обычно это думаем.
Поразительны большевистские приемы и большевистские настроения среди широких слоев офицерства ДА. С двух сторон озлобление. Здесь большое негодованье среди офицеров против удобств сенаторов, требование первенства раненым и больным офицерам. Казачьи офицеры очень резко и громко - a la большевики - говорят против "буржуев". По-видимому, рознь очень глубоко проникла и одновременно неприязненное чувство офицерства к "интеллигенции" и "интеллигенции" к офицерству. Я думаю, мы переживаем полное крушение реставрации. С этой точки зрения, переживаемые сейчас события, в связи с преобладанием казачества, имеют большое значение.
Стоим в Феодосии. Вышли из Новороссийска,16 к утру был сильный ветер. Ночь и день кошмарные. 90% были больны, без всяких удобств и при невероятной скученности и некультурности публики. Поражает большевизм в настроении и приемах офицерства.
Наш пароход "Муравьев-Апостол", бывший "Ксения". Разговор двух полковников (один из них более образованный, служивший при Алексееве на Дальн[ем] Востоке и видавший виды) и капитана 2-го ранга. - Один из полковников спрашивает, что такое "Муравьев-Апостол", когда пароход "Ксения". Другой отвечает, что так его перекрестили те, которые теперь за границей. А что такое "Муравьев-Апостол", никто не знает. Кажется, один из декабристов - говорит дама-учительница. "Апостол революции" - раздается из публики...
Вчера приехал, 17 встретил здесь и Наташу, и Георгия, и Нину [Вернадских]. Поселился у Бакуниной Сони, в этой самой Щели, где провел несколько недель весной 1916 года со стариками Любощинскими. Так это кажется давно и резко отлично от того, что мы переживаем теперь. Совершенно отделяет безграничная пропасть. Тут я как раз написал свои воспоминания о польском вопросе и пытался подойти ближе к польскому вопросу и его будущему.18 Возможность восстановления свободной и независимой большой Польши не рисовалась ни мне, ни одному из реальных мыслителей. Она только была предметом веры для очень немногих. Но оказались правы эти немногие.
С Георгием [Вернадским] разговор о его работах. Он сошелся с С. Н. Булгаковым и глубже уходит в формальное православие. Тут видно и влияние Нины [Ильинской], и его природы. На окружающее он смотрит во многом через призму веры. И для него верой является возрождение русской монархии.
Сегодня Соне [Бакуниной] привез деньги от М. А. Бакунина молодой офицер Влад. Ник. Александрович. Он смотрит трезво и спокойно. Считает, что при лучшем командовании они могли бы дойти до Москвы - но положение было столь же непрочно и, м[ожет] б[ыть], лучше, что это теперь разразилось. Т. к. можно исправить. Смотрит не безнадежно. Выдвигает новую идеологию: федерацию и движение на большевизм, исходя из объединения всех частей России и новообразований, стоящих на этой платформе. У себя устраиваются сами. Добровольческая армия превратилась в Добровольческий корпус. Крым думают защищать.
Решил написать о выезде в славянские земли. Георгий [Вернадский] отвезет и поведет там дело.
В Таврич[еском] унив[ерситете] вопрос об Академии в Киеве провалился, и образование новой академии признано ненужным.19 Андрусов болен, у Палладина заболела жена - он не пришел. Защищал Тарановский, Гурвич и др. Восставали Байковы и т. п. Теперь это имеет исторический интерес. Причина - страх украинства.
Ужасна болезнь Андрусова - становится инвалидом и в самом дорогом - в работе мысли. Как мой отец.20 Вот конец, которого я хотел бы избавиться. Мне кажется предвидение такого конца - оправдание самоубийства.
Самые разнообразные слухи. Газеты дают мало данных. Большинство не верит, что удастся удержать Крым: исчезла сила сопротивления.
Вчера большой разговор с Георгием [Вернадским] о его работе. Любопытно православное религиозное течение. В университете сошлись ищущие религии православные профессора - С. Н. Булгаков, Ф. В. Тарановский, Кадлубовский и мой сын. Я говорю Георгию, что невольно из этого в конце концов выйдет какая-нибудь ересь. Странен Булгаков с его апологетическим православием, связывающий его с конструкцией государства. Георгий говорит, что Б[улгаков] считает, что он поддерживает традицию того религиозного содержания масонства, которое сказалось и выявлено в книге Георгия.21
Вчера написал записку о выезде профессоров в Югославию, которую Г[еоргий] должен сообщить профессорам в Симферополе; написал письмо Кузнецову о своем согласии войти в состав профессоров университета в случае, если я не становлюсь на дороге Попову.
Днем вчера зашел Вл. С. Елпатьевский. Маленький, трусливый человечек; типичный "левый", обделывающий свои дела. Я с ним столкнулся еще в Бати-Лиманском деле, где он вел себя не первый сорт. От Чирикова, с которым я разговаривал на пароходе, он узнал о возможности ехать, м[ожет] б[ыть], в Югославию. Очень хочет, но боится взять на себя инициативу и оставить какой-нибудь письменный след своего участия. Рядом рассказывает о своих подвигах оппозиции при большевиках... Говорят, его роль при прибытии англичан после ухода большевиков была очень печальна; он в качестве городского головы протестовал против прихода крейсера и вышла целая история с капитаном, который ушел, не подав ему руки.
Здесь читаю Тэна: Les origines de la Fr. cont 22 - Сохранились остатки библиотеки П. А. Бакунина - Чаннинг, Гете, Гюйо, Лейбниц, Мальбранш, Каро и т. д., оттиски Чичерина, Корнилова и т. п. Ясно, что это обрывки. Куда-то все разошлось - но ряд книг, сохраняющих свое значение, есть и в Щели, можно и в этом отношении найти занятие. Но я сейчас чувствую себя очень свободным, т. к. моя работа всегда со мной и я могу всегда писать.
Обдумываю и сегодня начну писать для английской публики статью о живом веществе.23 Как это ни странно, нет бумаги и дорого. Можно купить исписанную бумагу (на одной стороне) Георгий [Вернадский] пишет в Симферополе на такой.
Вчера в городе довольно яркая перемена настроений. Говорят об улучшении положения. Странным образом те же сведения на базаре, хотя вчера не удалось купить хлеба - не было. Базар и здесь, как в Киеве, в общем более верно отражает положение по отношению к большевикам, чем городские другие слухи. Низы имеют сношения с большевиками и передают соответствующие настроения и предположения, хотя бы и в искаженных и преувеличенных формах. Имеет это городское настроение основание? В "Ялт[инском] курьере" указание на движение махновцев и крестьянск[ие] волнения среди большевиков, на развал их армии; на базаре сведения, что они режутся между собой. Действительно происходит что-нибудь подобное? Может быть, начинается внутренний распад в его окончательной форме. Ведь мы здесь - в Крыму, где тепло, не можем даже представить всех ужасов этой зимы в средней и северной и даже южной России.
Начал было писать статью для англ[ийского] журн[ала] - Some thoughts on living matter from geochemic point of view. Пишу по-русски. Хочу [послать] в Королев[ское] общ[ество] и попытаюсь этим путем устроить себе возможность работы. Много думаю о ней, но писать трудно - нездоровится и не свежая тяжелая голова. М[ожет] б[ыть], такая переработка и попытка изложить все в связной форме вновь очень полезна.
Читаю с увлечением Тэна. Как многое теперь понимается иначе.
Я когда-то - в молодости - читал Äncien Regime" и первые тома "La Revolution".24 Тогда все их ругали: мое отношение и тогда было иное. Для меня непреодолимым препятствием признания революции являлась ее борьба с наукой после окончательной ее победы: наука служанка народа или государства, как раньше служанка теологии. Кончаю Äncien Regime".
Вчера заходил к С. П. Попову, который потом пришел ко мне. Он в очень тяжелом настроении. Хочет уезжать за границу. Говорит, что невмоготу жить при большевиках; поднимал об этом вопрос еще больше года назад в Харькове, но тогда не встретил сочувствия. Считает русский народ никуда не годным, азиатским. Когда-то и я считал это; сейчас у меня многое изменилось: я считаю главным виновником русскую интеллигенцию с ее легкомысленным отношением к государственности, бесхарактерностью и продажностью и имущие классы. Народ хочет быть теми же имущими классами и у него те же идеалы.
Георгий [Вернадский] сегодня уехал. Вчера в разговоре со мной, он говорил то же, что и Зеньковский: считает, что в православии, в дух[овных] академиях, среди отдельных лиц духовенства и мирян была настоящая живая работа мысли в области, напр[имер], религиозно-философской, морали, богословия. Мы ее не знаем и не учитываем. В связи с занятиями своими XVIII в. он хочет ознакомиться с[о] "святителями" - Тихоном Задонским и др. Научная мысль не подходила к их изучению. Кроме своих специальных работ он читал Булгакова, Хомякова. Я вспоминаю свой интерес к Хомякову, Самарину и т. п., когда я был еще гимназистом и студентом 1-ых курсов. Мне давал тогда книги свящ[енник] Соколов - учитель 1-й гимназии, и я перечитал тогда - и не напрасно - немало. Читал стихотворения Гете.
Вчера Ниночка ходила в Кр[асный] Крест и приняла решение поступить сестрой милосердия в англ[ийский] госпиталь. Требуются знающие англ[ийский] язык и их очень мало. Едет в Каир и в восторге. У нее такое чувство, что она дезертир. Я рад, что она уедет от этих мест. Что здесь ждет всех впереди? Страшно оставлять ее одну - но пора ей идти в жизнь, а я так верю в глубину и силу ее личности, очень своеобразной и по-своему твердой и независимой от любых окружающих.
Наташа дала мне совет непосредственно обратиться к англичанам с просьбой о моем выезде в качестве почет[ного] члена Англ[ийского] керамического общества и Британской ассоциации наук. Вчера написал это письмо и начала переводить Наташа, м[ожет] б[ыть], действительно вывезут и дадут средства пережить первый момент? Чем больше я вдумываюсь в значение цикла своих мыслей и в геохимии, и в живом веществе, и в минералогии, и в силикатах - тем более я считаю, что я имею право требовать поддержки, т. к. имею сказать человечеству новое и важное. И надо уйти от политики. М[ожет] б[ыть] то, что я буду вынужден перейти в новую среду и обращаться к миру на более распространенном языке, и правильно, и расширит круг моего общения. Невольно думаешь об открывающихся возможностях в случае успеха. Я думаю, что стану на ноги на Западе скоро.
Вчера Соня [Бакунина] рассказывала свои переживания в Тамбове более года назад. Кошмар такой жизни так стоит ярко. И сейчас многие остались там жить. Узнаешь о многих, как уже об умерших - нап[ример], о М. П. Колобове. Вся моя земская деятельность в Тамбове встает передо мной, как что-[то] далекое, далекое. Мне временами хочется возобновить и зафиксировать это прошлое. Я так ярко это почувствовал, когда узнал о смерти А. И. Шингарева. В Тамб[овском] зем[ском] собрании были в это время крупные и своеобразные фигуры - князь Н. Н. Чолокаев, А. И. Шингарев, А. И. Новиков, Б. Н. Чичерин, Ю. А. Ознобишин, кн[язь] Д. Н. Цертелев, Мансуров, Игнатьев, Давыдов и т. д. Все это исчезло и теперь исторический пережиток. Что должен испытывать сейчас кн. Н. Н. Чолокаев, губ[ернский] предв[одитель] двоо[янства], окончивший Моск[овский] унив[ерситет] по естественному факультету в 1851 году! А он жив!
Кончил 1-й том Тэна и читаю 2-й. Читал Дриша, Гете. Нездоровилось вчера, повышенная to и писать с несвежей головой статью о ж[ивом] в[еществе] не мог. Красивая и глубокая мысль Ля Рошфуко "Nous n'avons pas assez de force pour suivre notre raison".25
Читал Гете, Гейне, La Rochefoucauld, Бальзака "Les prosediphs". Головная боль и недомогание мешают писать.
Гете, особенно когда пересматриваешь его мелкие вещи, наброски, путевые письма - самый глубокий натуралист. Я чувствую что-то в нем родственное и одинаково понимаю его интерес и к природе, и к искусству, и к истории.26 Время от времени к нему возвращаюсь и в него углубляюсь. Систематическое и внимательное [чтение] начал уже давно, когда жил в Теплице - тогда прочел Белыповского, комментарии к Фаусту.27
Опять хочется в свои часы досуга обращаться к изучению произведений и литературы о них, великих творцов человечества. Я много сделал для себя в этом отношении - но в философии остановился и не начал, на Мальбранше, в искусстве - на Веласкезе, в литературе - на Данте. Хочется опять войти в эту область вечного - в часы вольного и невольного досуга.
Максимы Ля Рошфуко иногда удивительны. Мораль и человеческие взаимоотношения - одни из наименее меня интересующих вопросы - но красива их форма. Стремление выразить мысль кратко и сжато. Тут ведь тоже бесконечное, и иногда человек достигает в 3-5 словах поразительной глубины. Я не раз мечтал дать своей мысли на досуге эту форму выражения, т. к. она наиболее свободно от внешних рамок позволяет выразить мысль и заставляет, отчеканивая фразу, углубляться в ее содержание, раскрывать и для себя самого глубину достигнутого. Помню, что это мне захотелось сделать, когда много лет назад, во время одной из своих поездок, читал Марка Аврелия и позже, когда переглядывал дневник Амьэля.28 Не знаю, сохранились ли и сохранятся ли среди моих рукописей листочки с набросками этого рода, которые я временами вел, - но я думаю, что среди охватывавших и проникавших меня мыслей, есть заслуживающие сохранения. Сейчас, читая "Sprache" Гете29 - неотделанные и иногда не изящные по форме и безобидно злые изящные выводы из жизни Ля Рошфуко, невольно чувствуешь и эстетическую сторону этого рода творчества - стремление к тому, что иногда достигал Гете и к чему стремился Ля Рошфуко, шедший в это время новатором - после древних? А Монтень, который одно время так меня привлекал?
Переписал письмо в англ[ийскую] миссию, но еще не отправил. Невольно пытаешься оценить, насколько верна мысль о том, что мне грозит опасность от большевиков? Я ушел в Староселье после убийства Науменко. В это время психология была подавленной. Ясно выявилась роль в этом убийстве украинских националистов - большевиков-боротьбистов и укр[аинских] с.-р. Из разговоров своих с членами этих партий и [сведений из] чрезвычайки одновременно, которые передавал мне тогда же Крымский, это было мне несомненным. Начали тогда справляться обо мне, как имеющем связи с Кривошеиным (!) и смешивали с Бернацким. Одновременно указывали, что Ак[адемия] н[аук] ведет к[онтр]рев[олюционную] деятельность и во главе стоит бывший министр Вр[еменного] прав[ительства] и крупный помещик, а Крымского убеждали, что какой я украинец, и что они не понимают, что он меня защищает... Я думаю, что те укр[аинские] группы, которые сознательно устранили Науменко как лицо, мешавшее их самостийничеству, легко могли - и еще легче - найти ненужным и меня. Такие фигуры, как Перфецкий и Кo, потерявшие всякую нравственную почву. Поэтому, доброжелательные советы тогда скрыться, может быть, и были правильны. Но все ведь это гадание.
Прочел статьи Георгия [Вернадского] в симфер[опольских] газетах. Ясно, что он как историк считает вероятным, что окончательное успокоение и воссоздание мощной России - неизбежное и неотвратимое - может произойти через годы и десятилетия. То же чувство и у П. И. [Новгородцева]. Может быть, это правильный путь мышления.
Вчера прочел "Seraphita" Бальзака. Бальзака я много раз читал и перелистывал в разные годы своей жизни - он никогда меня не привлекал, но сейчас мне хочется ближе ознакомиться с этой личностью, которая мне кажется интересной и влияние которой должно быть очень глубоко. В своих странствованиях по России, я всюду находил его романы в подлинниках или переводах, как нашел их и здесь, у Бакуниных. Мне интересно то своеобразное биение мысли, которое у него чувствуется и которое через него прошло в первой половине XIX столетия в европейское общество. В "Серафите" я встречаюсь опять с Сведенборгом. С ним я встречался не раз. Он давно намечен мною, как один из забытых и не вполне оцененных мыслителей и творцов научного мировоззрения. Еще когда я занимался историей минералогии, встречалась его фигура в той группе скандинавских ученых конца XVII - начала XVIII века, из которой вышли Гверни, Кронштедт, Валлериус, и от которых пошла новая минералогия. Роль Сведенборга здесь неясна. Роль Валлериуса преувеличена. Немного я коснулся этого в своей статье о Ломоносове,30 но не имел времени углубиться в выяснение этого явления в истории науки. Когда начали издаваться Швед[ской] Академией ученые труды Сведенборга,31 я не успел с ними ознакомиться. Но всякий, который будет писать историю науки, должен будет выяснить генезис и влияние этой плеяды шведских исследователей. О значении Кронштедта я ввел и в свою "Описа[тельную] минер[алогию]". Затем еще более он заинтересовал меня соединением религиозного и научного творчества. Во время занятий Кантом, его работа о Сведенборге в русском переводе вновь обратила меня к нему.32 Я помню до сих пор те мысли и переживания, которые я испытывал, читая в Полтаве, в саду этот небольшой и изящный трактат Канта. Еще раньше у меня были любопытные разговоры с С. Н. Трубецким о сведенборгианстве; он останавливался перед его видениями с некоторым недоумением, не решаясь идти по этому следу, но и как Кант, и как Беккер у Бальзака, ищет реального основания в этой настойчивой и упорной волевой работе духовидца. Свои видения упорный старик Сведенборг стремился сохранить для человечества. Что они из себя представляют, если обратиться к подлинникам? Жена С. Н. [Трубецкого] - Прасковья Владим[ировна], была, по его словам сведенборгианка по своим стремлениям и читала его труды. Как она соединяла это с православием? В связи с трактатом Канта, интерес у меня увеличился к Сведенборгу. Прочел работу, кажется, Ballet33 и англ[ийскую] книжку - забыл автора, которую нашел у Сергея [Ольденбурга], заинтересовавшегося Сведенборгом в связи с[о] своим пребыванием в Англии. С этой последней книжкой связано любопытное приключение. Я читал ее на железн[ой] дороге; ехал из Вернадовки на Урал или обратно, был в тяжелом настроении, искал уединения, не хотелось разговаривать. На одной из больших станций вышел и, когда вернулся, взял книжку (помню, в синем переплете) и хотел читать. Смотрю, какие-то карандашные отметки, которых на моем экземпляре не было. Оказалось, мой визави читал ту же книжку о Сведенборге, что и я. Это был какой-то господин, смахивавший на русского помещика. Я положил книгу, взял свою - но мое настроение - быть одному - было сильнее любопытства, и я ничего не сказал своему соседу, который ушел раньше меня. Но какое удивительное совпадение! Я думаю, что искатели скрытых пружин жизни не оставили бы его без внимания, но я давно положил себе не входить в этот путь исканий, который может завести меня неизвестно куда, подавлял все стремления своей личности к окружающему нас или возникающему в нас "таинственному". Сейчас Сведенборг мне интересен как яркое проявление религиозного творчества, связанного с признанием вселенности жизни. У него же и идеи Фехнера в больших зачатках? А Фехнера многие, как Гиляров, считают философом нашего времени и будущего.
Вчера были у Бутеневых-Хрептовичей, с которыми сошлась Соня [Трубецкая]. Это дочь Серг. Ник. Трубецкого. Знал ее молодой девушкой - а сейчас - мать шестерых детей. Его не было. Были Ник. Серг. Трубецкой с женой. Старая Москва. Вспоминается моя неожиданная тогда дружба с Серг. Ник. Трубецким. Так быстро она закончилась его смертью. А между тем, редко кто своими разговорами давал мне так много. И такая это была глубокая, полная творческих устремлений личность. Я помню, в начале, при первых случайных моих с ним знакомствах, он меня менее привлекал: я не чувствовал того, что считаю высшим в человеке - свободного искания. Мне казалось, что и у него, и у Лопатина, и у других русских философов Москвы того времени я вижу не свободную философскую мысль, а "служанку теологии" в рамках православия. Но потом, как-то многое мне раскрылось и я почувствовал силу и нежную красоту этой личности. Уже тогда гимназист, старший сын занимался этнографией, языкознанием, фольклором Кавказа. Сейчас он доцент Дон[ского] унив[ерситета], заменил Тимченко, читает языкознание. Уехал из Москвы, где остались - и, м[ожет] б[ыть], погибли все его материалы, результат всех лет работы. Говорит, что пропали, д[олжно] б[ыть], и бумаги отца, переписка, лежавшая в его столе в доме родных жены, куда поселился штаб. Жена считает, что, м[ожет] б[ыть], и не погибли. А переписка С. Н. [Трубецкого] должна быть очень интересна.34 Тем более что и мать Ник. Серг. [Трубецкого] была очень замечательной женщиной, еще не отмеченной в летописях нашей общественности. Из Ростова он опять бежал, бросив собранный научный материал, и сейчас переживает это все тяжело. Хочет ехать в Югославию, и я сегодня написал об этом Лебедеву, Н[иколай] С[ергеевич] в своей духовной жизни мне неясен; скорее хорошее впечатление. Он рассказывает очень тяжело о Донском университете]. Их факультет - бывший Варшавский - в мелких дрязгах, без научных интересов. Как все трудно будет воссоздавать!
Повеяло давней старой Москвой, которая начинает мне вспоминаться из дымок старого пережитого. Ольга Ник. Трубецкая спасает все, что возможно, из культурных ценностей, она осталась в Москве. Сегодня передал Трегубовой для отвоза по случаю в Новороссийск письмо в английскую миссию и к Виллиамсу.
Мои вещи: 1) в Петрограде, Вернадовке, Шишаках. В Полтаве - Старицких на чердаке и в квартире Map. Алекс. Иониной. В Киеве - сундук в кварт[ире] Добровольских и в Академии наук. В Екатеринодаре оставлен сверток книг у Ф. В. Андерсена.
Все нездоровится. Температура немного повышена и не пишется. Никак не могу написать даже введение и оно какое-то выходит у меня громоздкое.
Сейчас самые разнообразные слухи, но в общем, благоприятные. Мне кажется, как-то не сознается все значение попыток большевиков прорваться в Крым. Говорят о том, что мобилизация идет хорошо, пришли болгары и т. д. Но в душе у очень многих убеждение, что захват Крыма большевиками неотвратим. Веры нет и подъема настроения нет совершенно.
Сегодня у Тарановского собрание профессоров, присоединяющихся к поездке в Югославию (С. П. Попов, К. Г. Воблый, Л. Н. Яснопольский, пр. Филиппов, И. Г. Чарныш, Н. Н. Саввин). В сущности, все хотят выехать, никто не желает в Югославию. Савин, который раньше не хотел ехать, записался. Сейчас всюду записи всякие - и даровые, и денежные. Ялта волнуется, идут всякие слухи. Вчера Воблый, со слов кн. Барятинского, у которого обедали англичане из стоящего здесь миноносца, указывал, что Ялте не грозит опасность, и англичане их всех вывезут. Сегодня говорят о том, что через дня 3-4 в Ялте могут быть большевики.
Странно - вся жизнь - случаю. И сейчас остаток моей жизни может пойти по-иному, в зависимости от совершенно ничтожного фактора - подобно тому, как это наблюдается в сложных равновесиях - напр[имер], в наиболее простом случае, в пересыщенных растворах гидратных солей. Сегодня послал копию письма в англ[ийскую] миссию вице-консулу в Севастополь; по-видимому, и сестра Трегубова сегодня увезет мое письмо от 11/24. I в Новороссийск. Если попаду в Лондон - то я уйду в широкую научную работу, буду писать по-английски и по-французски, и мне кажется, займу видное место среди мировой научной литературы. Не в зависимости от моего собственного веса, а в зависимости от обстановки. Мои писания в России и за границей разный должны иметь резонанс. Я чувствую сейчас в себе силу и вижу, что я могу дать человечеству новые идеи. Имела ли предшественников мысль об автотрофности человечества35 и о стремлении к этому как к геологическому явлению? Конечно, м[ожет] б[ыть], я и ошибаюсь - но мне кажется возможности подобного поворота в остатке моей жизни открываются. И надо бороться для этого, т. к. занять такое положение важно и для русской культуры в эпоху унижения России. Фантазия ли это? Я совершенно не представляю своего веса в мировой научной среде, и всю жизнь относился совершенно безразлично к поддержанию этих связей и не старался создать себе это положение и укрепить [его]. Теперь попробую этого добиваться. Даже немного любопытно посмотреть что будет. - Совершенно иначе сложится жизнь, если поеду в Югославию. Я войду в центр славянских культурных интересов и опять вернусь к старым своим славянским интересам. Мне кажется, я знаю здесь больше многих и даже огромного большинства русских ученых, и думаю, что здесь я могу сделать многое. Но много моего времени уйдет от научной работы мирового масштаба на культурную организационную и буду ближе стоять к вопросам политики. Наконец, если не удастся уехать, то буду читать геохимию в Тавр[ическом] унив[ерситете] или в Новорос[сийском], и пойду по старому пути той работы, которую вел последние годы. М[ожет] б[ыть], большевики ее совсем сломают? Куда повернется - зависит от случая.
Сегодня в бесконечном разнообразии жизни явилась новая негаданная возможность. Я так подумывал о возможности эвакуации на Принц[евы] острова и оттуда пробиваться в Европу. Но сегодня Ниночка и Соня [Бакунина] принесли известие, что они записаны сестрами на первый транспорт английский и что туда берут семьи: дети, малолетние бр[атья] и сестры, пр[естарелые] родители. Завтра это выяснится у Алексинского и тогда эвакуация в Каир и через четыре дня! Оттуда придется пробиваться в Европу, там, м[ожет] б[ыть], искать специальную работу и массу увидеть нового!
Читал Guyau "La morale d'Epicure", Дриша, Вовенарга.36 Писал статью о жив[ом] вещ[естве] для Англии (R[oyal] Soc[iety]). Кончил вчера введение, начал сегодня первую главу. Постановку проблемы. Приходится писать, до невозможности экономя бумагу! Ее нет и она недоступна по цене.
Неужели удастся вырваться на вольный свет? Смогу ли найти силы для энергичной новой жизни?
Много говорят о бежавших ночью из тюрьмы 42-х большевиках во главе с кадр[овым] офицером, который должен был быть освобожден и отправлен на фронт в ДА. Он подговорил стражу и [они] бежали с оружием. Часть [их] и его поймали. Расстреляли человек 12, и все относятся к этому спокойно, как к чему-то такому, что неизбежно и морально правильно!..
Послал письмо Георгию [Вернадскому]. Думаю, что ему лучше уехать в Югославию.
Лежу с повышенной температурой. Вчера было 39o. Голова умственно ясная и свежая, но тяжелая. Вчера все время обдумывал весь состав своей работы о ж[ивом] вещ[естве], которую пишу.
У П. А. Бакунина, среди осколков сохранившейся его библиотеки (по-видимому, из времен его заграничной поездки) нашел часть работ Гюйо. И теперь с увлечением читаю его "Morale d'Epicure" и начал "La morale anglaise".37 К Гюйо внимание направляется уже не в первый раз в моей жизни. Сергей и Федор [Ольденбурги] обратили мое внимание на него, и "Vers d'un philosophic"38 имели большой успех в нашем кружке. Тогда мне читать Гюйо не хотелось. Мне казалось в это время, что вопросы морали теряют при их рационализировании, что надо к ним идти не разумом, а непосредственным чувством. Гораздо более позднее, в эпоху первой революции 1905-1906, эта сторона моральной проблемы стала передо мной в своей глубине, глав[ным] обр[азом] в области общественной морали, и я коснулся ее в одной статье в сборнике, издаваемом Струве.39 Содержание и заключение ее я забыл. Теперь я подхожу и к личной морали, хотя здесь для меня выражение Тютчева "мысль изреченная есть ложь" сохранило все свое значение и я лишь очень условно допускаю сюда вхождение разума как ищущего агента. Разум охватывает и объясняет достигнутое иным путем - путем бессознательного чувства... Летом Кушакевич в Староселье пропагандировал "Vers d'un philosophic" среди молодежи, а Зеньковский в разговоре со мной считал Гюйо одним из крупнейших мыслителей, для него живых. "La morale d'Epicure" - великолепна по языку и глубине. Интересно, что, если бы писать о его системе теперь, идея эвентуальности в природе, свободного отклонения атомов от прямолинейных движений, подчиненных непреложным законам, еще больше отвечает нашим представлениям: в идеях демонов Максуэлла,40 в тех различиях, которые существуют между законами совокупности атомов и их отдельных объектов. В общей оценке, по сравнению с тем, как бы это сделал современник, отсутствие упоминаний о Плотине. Я думаю, что традиция эпикуреизма была непрерывна: значение тайных кружков и обществ без реального отражения в документах историка было значительнее, чем мы это думаем: вся история науки на это указывает. Я понимаю Кондорсе, когда он в изгнании, без книг, перед смертью писал свой Ësquisse".41 Перед ним становилась та же мысль, как передо мной: если я не напишу сейчас своих "мыслей о жив[ом] ве[ществе]", эта идея не скоро вновь возродится, а в такой форме, м[ожет] б[ыть], никогда. Неужели я ошибаюсь в оценке их значения и их новизны в истории человеческой мысли? Я так сильно чувствую слабость человеческой и своей мысли, что элемента гордости у меня нет совсем.
Днем опять 39o: тиф, инфлюэнция или плеврит (легких). Голова чрезвычайно ясная при недомогании и болевых ощущениях. Против тифа. Остановить мысль не могу. Против тифа.
Читая раньше [максимы] Ля Рошфуко и теперь их изложение в системе у Гюйо, у меня неудовлетворенное чувство: 1) Ля Рошфуко дает среднюю мораль или мораль среднего человека. Берет ее в определенной среде - придворных и хищников времен фронды. Там чванство, гордость, корысть и эгоизм культивируются и являются элементами успеха в жизни. Не имеющие - отходят и скрываются в тени. Что было бы, если [бы] мы для человечества взяли среднюю мораль поступков общества разбойников, ландскнехтов, черни? 2) Его понятия гордости и самолюбия не отвечают нашим пониманиям. В них включен элемент прихоти личности, построения морали, исходя из человеческой личности, а не извне данных предписаний. При этих условиях моральная одиозность некоторых его положений меняется. 3) Ля Р[ошфуко] дает возможное объяснение мотивов поступков, а не реальное. Возможных объяснений бесконечное множество. Как философ Гиляров дает возможное объяснение нашей революции мрачной и гигантской концепцией еврейства. Но возможное - не есть реальное. Я думаю, что поступки не из разума: разум подводит в среднем их объяснения после их совершения. 4) Но я думаю, что для среднего человека много верного у Л[я] Р[ошфуко], но надо ли брать среднего? Не правильнее ли брать творцов - хотя бы бессознательных - нового?
Не писал более месяца. Перенес сыпной тиф. И сейчас нахожусь еще в состоянии выздоровления. Слаб. Пишу всего 1/2 часа - в первый раз.
Мне хочется записать странное состояние, пережитое мною во время болезни. В мечтах и фантазиях, в мыслях и образах мне интенсивно пришлось коснуться многих глубочайших вопросов бытия и пережить как бы картину моей будущей жизни до смерти. Это не был вещий сон, т. к. я не спал - не терял сознания окружающего. Это было интенсивное переживание мыслью и духом чего-то чуждого окружающему, далекого от происходящего. Это было до такой степени интенсивно и так ярко, что я совершенно не помню своей болезни и выношу из своего лежания красивые образы и создания моей мысли, счастливые переживания научного вдохновения. Помню, что среди физических страданий (во время впрыскивания физиологического раствора и после) я быстро переходил к тем мыслям и картинам, которые меня целиком охватывали. Я не только мыслил, и не только слагал картины и события, я, больше того, почти что видел их (а м[ожет] б[ыть], и видел), и во всяком случае чувствовал - нап[ример], чувствовал движение света и людей или красивые черты природы на берегу океана, приборы и людей. А вместе с тем, я бодрствовал.
Я хочу записать, что помню, хотя помню не все. То же советуют мне близкие - Наташа, Нин[а], Геор[гий], Пав. Ив. [Новгородцев], которым я кое-что рассказывал. И сам я не уверен, говоря откровенно, что все это плод моей больной фантазии, не имеющий реального основания, что в этом переживании нет чего-нибудь вещего, вроде вещих снов, о которых нам несомненно говорят исторические документы. Вероятно, есть такие подъемы человеческого духа, которые достигают того, что необычно в нашей обыденной изо дня дневности. Кто может сказать, что нет известной логической последовательности жизни после известного поступка? И м[ожет] б[ыть], в случае принятия решения уехать и добиваться Инст[итута] жив[ого] вещ[ества], действительно возможна та моя судьба, которая мне рисовалась в моих мечтаниях. Да, наконец, нельзя отрицать и возможности определенной судьбы для человеческой личности. Сейчас я переживаю такое настроение, которое очень благоприятствует этому представлению.
Еще полгода назад я этого не сказал бы. Помню как-то в Киеве - уже при большевиках,
я поставил себе вопрос о моем положении как ученого. Я ясно сознаю, что я сделал меньше, чем мог, что в моей интенсивной научной работе было много дилетантизма - я настойчиво не добивался того, что, ясно знал, могло дать мне блестящие результаты, я проходил мимо ясных для меня открытий и безразлично относился к проведению своих мыслей окружающим. Подошла старость, и я оценивал свою работу, как работу среднего ученого с отдельными, выходящими за его время недоконченными мыслями и начинаниями. Эта оценка за последние месяцы претерпела коренное изменение. Я ясно стал сознавать, что мне суждено сказать человечеству новое в том учении о живом веществе, которое я создаю, и что это есть мое призвание, моя обязанность, наложенная на меня, которую я должен проводить в жизнь - как пророк, чувствующий внутри себя голос, призывающий его к деятельности. Я почувствовал в себе демона Сократа. Сейчас я сознаю, что это учение может оказать такое же влияние, как книга Дарвина, и в таком случае я, нисколько не меняясь в своей сущности, попадаю в первые ряды мировых ученых. Как все случайно и условно. Любопытно, что сознание, что в своей работе над живым веществом я создал новое учение и что оно представляет другую сторону - другой аспект - эволюционного учения, стало мне ясным только после моей болезни, теперь.
Так почва подготовлена была у меня для признания пророческого, вещего значения этих переживаний. Но вместе с тем, старый скепсис остался. Остался, впрочем, и не один скепсис. Я по природе мистик; в молодости меня привлекали переживания, не поддающиеся логическим формам, я интересовался религиозно-теолог[ическими] построениями, спиритизмом - легко поддавался безотчетному страху, чувствуя вокруг присутствие сущностей, не улавливаемых теми проявлениями моей личности ("органами чувств"), которые дают пищу логическому мышлению. У меня часто были галлюцинации слуха, зрения и даже осязания (редко). Особенно после смерти брата 42 я старался от них избавиться, не допускать идти по этому пути, ибо мне было мучительно чувство страха, когда я оставался один в комнате (даже днем). Сны мои были очень яркими, и я впервые после смерти Коли старался и достиг того, что изгнал его образ из снов. Раньше, закрыв глаза, я видел все, что хотел - теперь не мог. И когда я ограничил себя от этой области и потерял дорогие образы даже во сне - мне временами становится жаль прошлого. Я был лунатиком, также как мой отец и дед (мистик, доктор, кажется, очень выдающийся человек), и Георгий был им в детстве. У меня в детстве проявления этого рода были очень сильны. Я помню до сих пор те переживания, которые я чувствовал, когда сны состояли из поразительных картин - переливов в виде правильных фигур (кривых) разноцветных огней. По-видимому, в это время я начинал кричать (не от страха). Но когда подходили ко мне близкие, больше помню отца в халате, которых я любил, я начинал кричать от страха, т. к. видел их кверху ногами.43 Из всего этого у меня сохранялись долго сны звуков (в последнее время редко), когда я во сне слышал музыку, хотя у меня нет слуха и, особенно, музыкальной памяти, и сны полетов. Говорят, эти последние свойственны молодости, но я, правда реже, их имел и в старости - недавно в Киеве. Это приятные, возвышающие человека сны.
Когда я стал сознательно всматриваться в окружающее, я мыслью остановился на появлении у себя этой способности. Помню, что ярко пережил эти мысли во время моих дружеских бесед с С. Н. Трубецким. У меня являлась мысль, что заглушая эти стороны моей личности, я получаю ложное и неполное представление о мире, искажаю истину и суживаю силу своей собственной духовной личности.
Однако я ослабил эти сомнения тем, что я ограничил лишь тяжелое для меня сознательное проявление этих переживаний, которые бессознательно во мне несомненно остались. Это и сознательно основа моего научного скепсиса, когда я, натуралист, допускаю возможность явлений, ими обычно отрицаемых. Затем, я ярко чувствовал и чувствую, что если бы я пошел по этому пути, я весь ушел бы от точной научной работы, и не пошел бы дальше и глубже в познании истины и в то же время, м[ожет] б[ыть], сломал бы силу и рост своей личности, не справившись с вызванными мною силами, как в сказке о духе, заключенном в бутылку Соломоном. В то же время этот путь сулил мне страдания. Я не пошел бы по этому пути дальше и глубже в познании истины, ибо для меня ясно, что и эти явления являются проявлением единого вечного целого и я познаю одно и то же научным исканием, религиозным и поэтическим вдохновением, мистическим созерцанием, философским мышлением. Помню, как ясно мне это стало, когда читал Спинозу и Беркли, м[ожет] б[ыть], эти явления есть - и даже наверняка есть - но я их не буду изучать, как не стану изучать санскритский язык. А по существу, все безразлично приводит к одному познанию, какую бы форму проникновении в него я ни взял.
Это длинное отступление дает, мне кажется, объяснение тому, что я не могу отрицать и вещего значения тех переживаний, которые я перенес и которые заставляют меня остановиться на них.
Любопытно, что можно найти здесь и правильные мне указания в формах научного мышления. Во время этих мечтаний и фантазий я находил новое в научной области. Во время болезни я продиктовал кое-что Наташе. Там много нового и еще больше такого, что может быть проверено на опыте и наблюдении. Это уже и для строгого ученого реальное из реального. И отчего оно реально только вырванное из целого?..
Хочу еще отметить, что мысль образами и картинами, целыми рассказами - обычная форма моих молчаливых прогулок или сидений. Поэтому и в том, что получилось во время болезни, надо отличать случайную форму от того неожиданного содержания, которое в ней выявилось.
В двух областях шла эта работа моего сознания во время болезни. Во-первых, в области религиозно-философской и, во-вторых, в области моей будущей судьбы в связи с научным моим призванием. Кажется, в начале и затем в конце брали верх религиозно-философские переживания. Но они менее ярко сохранились в моей памяти, хотя казались мне очень ярко выражавшими мое понимание истины. На них я первых и остановлюсь.
Я не совсем ясно помню в какой форме, но одна из основных идей религиозно-филос[офского] характера заключалась в указании на необходимость ближе ознакомиться с концепцией мира английских христианских натуралистов начала XIX столетия. По-видимому, эти идеи рисовались мне на фоне моего ознакомления с их трудами в Британ[ском] музее, во время той работы над жив[ым] вещ[еством], которую я производил. Я многое хотел прочесть для этого в Брит[анском] музее, но не помню, чтобы конкретно во время работы выступили именно те лица, которые выступили здесь. Здесь выдвинулся Коленго и исследователи Австралии и Полинезии, вроде Гектора. Работы их, как и других натуралистов и миссионеров, вроде Моффата, являлись в моем сознании как глубоко проникающие в понимание Природы. Они видели во всей Природе проникновение Божества и тот элемент божественного духа, который они с последовательной христианской точки зрения признавали в каждом дикаре, принимая равенство его личности, личности всякого самого высокообразованного человека - они искали и во всей окружающей Природе. В ее предметах они видели творение Божие, каким является и человек, и потому относились с любовью и вниманием к окружающим их животным, растениям, явлениям неодушевленной природы. Признавая в ней выявление божественного творчества, они боялись исказить виденное и точно передавали в своих описаниях эти проявления божественной воли. Этим обусловлена чрезвычайная точность их естественнонаучных описаний и их внимание к окружающей природе. Мы имеем здесь любопытную религиозную основу точного научного наблюдения.
В этих представлениях о природе, которые некоторые из этих людей пытались выразить и в связной форме, а другие дали в отчетах о своих путешествиях и миссионерских трудах (в связной - Коленго, Гектор?), бросаются в глаза две стороны с точки зрения интересующих меня явлений: 1) отражение материалистического представления о мире, признание единства всего на почве духовного начала, которое представлялось им в виде христианского божества (насколько форма их представлений о божестве, как христианском Боге, отвечала их реальному объяснению проявления божественности в природных объектах, а не была внешней - не ясно) и 2) признание автономности отдельных объектов природы и их связи с божественным началом. При признании божественного промысла ими выдвигалась и свобода отдельного создания Божия, индивидуума. Это представление о его свободе отвечает нашему представлению о самостийности его, помимо каких бы то ни было иных обстоятельств, вызывающих для нас его значение в жизни. В моих фант[астических] переживаниях на почве этих двух условий - самостийности индивидуума и его духовной сущности - совершался идейный переход к другой области научных исканий. Я не могу сейчас ясно это выразить, но в моих мечтаниях я испытывал большое чувство удовлетворения, что мне удалось ясно понять, что эти достижения английских христианских натуралистов по существу представляют ту же концепцию природы, как представление о материи, состоящей из свободно движущихся мельчайших элементов. Как будто какая-то форма лейбницианства. Несомненно, о той загадке, какую представляет из себя т[ак] н[а]з[ываемое] материалистическое представление о материи, состоящей из молекул, одаренных вечным движением, я думал последнее время. Ибо вопрос о вечном движении молекул, причине инерции, неизбежно приводит к нематериальной причине и легко мирится с идеей Божества - точно так же и их "беспорядочное" движение (демон Максуэла). В Киеве к этим вопросам возвращалась моя мысль при критике материального субстрата жизни при обработке первой главы "Жив[ого] вещ[ества]", чтении Мейерсона, Максуэла, Бялобржеского. М[ожет] б[ыть], указываемый здесь путь исканий в этих двух областях, их объединение заслуживает внимания и, во всяком случае, вызывает работу мысли.
К религиозно-философ[ским] концепциям я в течение этих мечтаний вернулся еще раз - но я изложу немногое из того, что помню, в конце записи, когда буду говорить о будто бы предстоящей мне написать книге "Размыш[ления] перед смертью". Теперь же мне хочется сделать несколько сторонних замечаний, как ученому. Путь фантазии (как и сна) капризен и уловить причины возникновения тех или иных идей, проявляющихся при этом, так же трудно, как уловить их в сложных событиях жизни. Однако они все-таки, вероятно, есть, или, по крайней мере, мы можем найти их, подойдя к этим явлениям с точки зрения ученого. И вот для этого некоторые вехи. В начале болезни Нина читала мне "Свет Азии" Арнольда,44 который мог дать направление моим мечтам. К миссионерам-натуралистам я подходил в Киеве, когда прочел два труда Ливингстона и отметил его же ознакомление со старым трудом его тестя Моффата.45 Ливингстон, особенно в первом путешествии, поразил меня как натуралист - но я не вдумывался тогда в философско-религиозную сторону его личности. Проявление высокой человечности в дикарях в его описаниях меня, однако, поразили. Но откуда явились Коленго и другие? И это утверждение значительности и жизненности их понимания (бессознательного?) природы в связи с интересующим меня представлением о мире вечно и свободно движущихся мельчайших единиц как основном строении всего окружающего? Я давно, несколько лет тому назад, увидел огромную работу натуралистов-миссионеров, и не раз читал о них, собирал материал, (напр[имер], в Канаде о французских иезуитских миссионерах XVII в. как исследователях С[еверной] Америки, об иезуитах в Китае и т. д.). С Коленго встретился во время чтения еще в Москве по истории научного познания Австралии и Полинезии (в библиотеке] Об[щества] исп[ытателей природы]), с Гектором во время подготовки библиографического указателя топографической минералогии и моего "Опыта [описательной минералогии]". И тогда же мне хотелось с ними также ознакомиться, что недоступно в России, где ни в одной библиотеке нет, кажется, хорошего собрания книг в этих областях знания. Но по какому капризу случайностей вылились в моей фантазии в таком своеобразном сочетании эти старые впечатления? - несомненно, мне ясно, что я невольно попытался пойти по этому указанному мне в этих впечатлениях пути, как бы они ни были вызваны, и какой бы ни имели генезис.
О Коленго и др. я просил сына переговорить с С. Н. Булгаковым. Он ничего не знал о них. Указывает на книгу Бальфура "History of Christian Thought in England". Мне кажется, ни у Веклера, ни у Уайта нет ничего. Но нет в связи с этой христианской телеологией в области естествознания, которая в Германии расцветала до начала XIX ст. и [в] XVIII. О ней у Виндельбанда.46 Например, в связи с Сваммердаммом?
Главную часть мечтаний составляло, однако, мое построение моей жизни как научного работника и, в частности, проведение в человечество новых идей и нужной научной работы в связи с учением о живом веществе. В сущности, и здесь - особенно в начале болезни - проходили и ставились две идеи: одна - о новой мировой организации научной работы, другая - о соответствующей ей постановке исследований в области учения о живом веществе. В конце концов, однако, мысль сосредоточилась около этой последней, т. к. именно к ней как будто должна была устремиться вся работа моей личности. Основной целью моей жизни рисовалась мне организация нового огромного института для изучения живого вещества и проведение его в жизнь, управление им. Этот институт, международный по своему характеру, т. е. по темам и составу работников, должен был являться типом тех новых могучих учреждений для научной исследовательской работы, которые в будущем должны совершенно изменить весь строй человеческой жизни, структуру человеческого общества. Мои старые идеи, которые неизменно все развивались у меня за долгие годы моей ученой и профессорской деятельности и выразились в 1915-1917 годах в попытках объединения и организации научной работы в России и в постановке на очередь дня роста и охвата научными учреждениями Азии, явно сейчас потеряли реальную основу в крушении России. Не по силам будет изможденной и обедневшей России совершение этой мировой работы, которая казалась столь близкой в случае ее победы в мировой войне. Мне ясно стало - в этих фантастических переживаниях - что роль эта перешла к англосаксам и Америке.
И в начале эти настроения будущего шли по этому пути моих размышлений последних лет, попыток международных организаций, причем крупную роль в этих организациях должны были играть инженеры. Однако очень скоро картины этого рода - предварительные совещания немногих на яхте, где-то в море, международные съезды и. д. - отошли от меня. Мне как-то ясно стало, что эту форму работы для мировой организации нельзя совместить с[о] своей собственной научной работой: одна организаторская работа меня никогда не удовлетворяла, как бы широка она ни была, напр[имер], когда я был товарищем м[инистра] н[ародного] просвещения Рос[сии], ведавшим очень самостоятельно делами высшего образования и науки в России.
Я перешел к организации исследовательского Института жив[ого] вещ[ества]. В представлениях о том, как я добивался этого, мною строились целые картины свиданий и переживаний, заседаний и споров с[о] знакомыми и вымышленными фигурами, подобно тому, как это бывает во сне или в тех фантастических рассказах и сказках, которые строишь себе иногда - лично я часто перед и после сна и во время прогулок. Очевидно, при постоянном перерыве моих мечтаний, эти мелкие подробности являлись внешними продолжениями, зависящими от формы, в какой выявлялось мое сознание, а не от содержания его, не от основных идей, не от сущности выявлявшегося настроения. Они и менялись в разные периоды болезни: разным путем я достигал неизменного все время основного построения. Я оставлю в стороне эти подробности, хотя, конечно, в этом оставлении много будет произвольного.
Приехав в Лондон с Наташей, я устраивал возможность прожить для своей работы, работая в Британском музее. Я писал, Наташа переводила. Устроило возможность пережить эти месяцы Королевское общ[ество], которое дало мне помещение и возможность лабор[аторной] работы после того, как мой доклад с изложением главных результатов моего труда о живом веществе встретил горячее сочувствие в Комиссии Кор[олевского] об[щества]. Одновременно с этим я пробивался в Лондоне, обрабатывая научный каталог коллекции силикатов Бри[танского] музея и давая первую пробу таких каталогов;
в[о] введении к этому каталогу я изложил свою теорию и систематику силикатов на англ[ийском] яз[ыке]; причем, сделал обративший внимание доклад в Англ[ийском] хим[ическом] обществе. Составление каталога силикатов дало мне некоторый заработок и связи. Выступив в Корол[евском] об[ществе] с просьбой о поддержке, я одновременно поднял вопрос о необходимости ввести геохим[ическое] изучение и хим[ические] исследования живого вещества в прикладных морских биол[огических] лабораториях, и с этой целью поднял эти вопросы перед Англ[ийской] морск[ой] биол[огической] ас[социацией], причем, мне удалось возбудить интерес к этим вопросам среди химиков и биологов, и я явился консультантом морск[ой] биол[огической] станции в Плимуте, где исследование химии рыб сразу дало интересные результаты, а мой доклад с общими соображениями этим путем выдвинул эти вопросы и перед английскими] биологами. К этому времени я получил известие от М. И. Бессмертной об ее результатах над нахождением металлов. Ее результаты и результаты в Плимуте дали возможность мне возбудить перед Корол[евским] общ[еством] вопрос о создании научной организации здесь, в Лондоне, для исследования жив[ого] вещ[ества]; были получены средства на помощников (англичанин и М. И.) и было поставлено продолжение киевских работ в Фарад[еевской] лаборатории] или другой какой-то. По приглашению Брит[анской] ас[социации] выступил с огромным успехом на ее заседании с общим докладом (О свойствах жив[ого] вещ[ества]) и с изложением эксп[ериментальных] результатов в Киеве, Плимуте, Лондоне (О нахож[дении] и значении металлов в ж[ивом] вещ[естве]). Этот доклад, где я указал на необходимость и важность создания Инст[итута] жив[ого] вещ[ества], вызвал интерес и в Амер[ике]. Я указывал на необходимость создания такого института в Америке. Все это создало известную атмосферу около моей книги и когда она через несколько месяцев после - через год почти после моего приезда в Лондон - вышла в свет - она имела огромный успех. И в результате в Америке создали Комитет для организации Инст[итута] жив[ого] вещ[ества] и сбора средств. Издание книги дало и материальную независ[имость]. Она вышла одновременно и на русск[ом] яз[ыке] и была быстро переведена на другие языки. Я стал известностью.
Такова схема первых успехов. В течение болезненных мечтаний на этой почве шли разнообразные более мелкие картины, иногда очень яркие и полные подробностей: новые дружеские связи, сношения с Россией и Америкой и т. п., напр[имер], указания на то, что для выработки приборов (о которых дальше) я нашел главн[ого] помощника в Плимуте среди химиков, а среди переписки, вызванной изданием "Мыслей о жив[ом] вещ[естве] с геохим[ической] точки зрения", среди немецких зоологов - нашел друга, который явился одним из главных помощников и организаторов биологической] части будущего института в Америке. Все это ярко и очевидно, все это художественные создания той формы охвата явлений, в какие вылилось мое сознание, а не сущности этим процессом открываемого.
После выхода книги, потребовавшей новые издания, я немедленно принялся за написание курса минералогии, который переводила Наташа, и в котором я как бы переносил в мировое научное сознание всю ту работу, которую я проделал во время долгих лет московской] университетской] деятельности. Я подводил итоги своей жизненной работе, и кроме того, считал издание этой книги, которая должна была внести в мировую культуру результаты русской культурной работы, для себя обязательным и с этой точки зрения. Книга, изданная в двух томах, имела тоже большой успех, особенно в Америке, а затем я непрерывно, до 80-летнего возраста, ее изменял, дополнял и перерабатывал. Одновременно вышло русское оригинальное издание и она была переведена на другие языки.
В промежутках между изданием двух томов первого издания я отправился на несколько месяцев в Соединенные Штаты] Ам[ерики] по приглашению образовавшегося там Комитета] для создания Инст[итута] жив[ого] вещ[ества], собравшего большие средства, и прочел ряд лекций с большим успехом, особенно в Балтиморе, пропагандируя идею о необходимости изучения жив[ого] вещ[ества]. В лекциях - около 8-10 - я развивал части учения, не затронутые в моих "Мыслях", как бы заменяя этим большой труд, начатый в Шишаках, рукопись которого была доставлена мне из Киева.
Скажу сразу, что этот труд как будто был мной оставлен, кроме II тома (биогеохим[ическая] ист[ория] хим[ических] элементов]), которая была мной позже издана - а остальное вошло в "Мысли" и отдельные речи и очерки. Среди американских речей имела успех особенно одна - о ближайших задачах и целях Института] жив[ого] вещ[ества] и необходимости его создания в Америке, вызвавшая приток денежных пожертвований, позволивший довести нужный капитал до нескольких десятков миллионов долларов (до 70!). В конце концов, уже во время этой поездки, было выбрано место для создания Института и началась выработка его плана.
Место было выбрано на берегу моря, Атлантического] ок[еана], аналогично морским биологическим] станциям в южных штатах С[еверной] Амер[ики]. К постройке и организации Института было приступлено немедленно. Основы его организации были мной продиктованы Нат[аше] и я их здесь оставляю. При Институте площадь земли с лесом, которая является неприкосновенной для сохранения нетронутой культурой природы.
После возвращения в Европу, в Лондон, и издания 2-го тома "Минералогии" я отправился в европ[ейскую] поездку - в Берлин, Петроград, Москву, Киев, Прагу, Мюнхен, Париж, Лондон, как бы прощаясь с Европой и заканчивая свои дела и подбирая сотрудников, вырабатывая и заказывая инструменты. В России я прочел три речи с новыми разъяснениями уч[ения] о жив[ом] вещ[естве], причем, речь в Петрограде - "О будущности человечества" - позволила коснуться глубоких вопросов философского характера, к которым я вернулся в конце жизни.
Я сейчас не мог найти слов для логического выражения ее содержания - но во время болезни я переживал это содержание. Исходя из идеи автотрофности человечества как результата мирового - геологического - процесса, идущего с неизбежной необходимостью во времени - и непроходимой пропастью между живым и мертвым - я пытался подходить к научному изучению сознания и резко выступал против его смешения с материей. Мне не удалось в Петрограде выяснить эти мои переживания - но мне казалось, что я еще раз в Америке после десятилетия Института с большой глубиной и успехом коснулся этих вопросов. Об этом позже. Во время поездки, среди встреч и прощаний с друзьями, среди всяких успехов в отношении научных достижений, я энергично подбирал сотрудников, выговорив себе право самостоятельного решения этого подбора, не стесняясь национальностью и приглашая много немцев и славян. В Институте до 50-70 постоянных научных сотрудников.
Во время этой поездки я как бы прощался с друзьями и хорошие беседы с Сергеем [Ольденбургом], Ферсм[аном] в Петрограде, как будто с Иваном [Гревсом], хотя фигура Ивана как бы в тумане. Е. Д. [Ревуцкая] решила ехать. Линденер не решился.
Вернувшись в Лондон, я в течение ряда месяцев заканчивал свою работу - второй том каталога силикатов Британского музея, в котором дал полную монографию этой главнейшей группы минералов и издал на англ[ийском] (и русск[ом] яз[ыке]) "Основы геохимии".
Постройка Института шла усиленным темпом. Мы переехали туда, когда было все готово, месяца за два до официального открытия. Я видел каким-то внутренним зрением весь институт - огромное здание, расположенное недалеко от океана. Кругом дома для научного персонала и служащих среди парка и цветов. Для директора отдельный дом недалеко от Института. В Институте огромная библиотека. Его организацию я в общих чертах продиктовал Наташе. Неясно и спорно было для меня объединение его с геохимическим институтом, необходимость которого неизбежно вытекала по ходу работ Инст[итута] жив[ого] вещ[ества].
Когда мы переехали - все было готово; там уже был весь Инстит[ут], организовывавший соответственные отделения - из старых сотрудников и друзей - Е. Д. [Ревуцкая], Ирина [Старынкевич], М. Ив. [Бессмертная], Добржанский. Е. Д. явилась моим личным секретарем и помощником; секретарь другой - американец, с которым я уже вошел в близкие отношения несколько лет раньше, еще в момент организации. Е. Д. вела иностранную (не англо-амер[иканскую]) корр[еспонденцию] и помогала мне в моей работе. Ир. и М. Ив. - в лаборатории, Д[обржанский] - помощн[ик] у немца-зоолога. Во главе отделов стояли лица разных национальностей. Работа [с] 9-12 и от 2-5 часов, официально все, от директора - фактически совещания. Спектроск[опический] отдел - американец, т. к. Линденер отказался.
Я ясно себе представил торжество открытия; прибыло много гостей; пароход из Европы (и русские). Удивительно ярко и несколько раз рисовалось мне действие двух больших приборов, разлагавших организмы в количестве десятков тысяч кило. Описания и принципы приборов продиктовал Наташе. Первая проба была сделана над морскими рыбами (какими-то колючими) и сразу дала результаты (будто бы открыт в значительном количестве галлий). По идее работа этих приборов - одного для сухопутных, другого для морских организмов, должна была идти непрерывно, и штат химиков - по специальностям (Ир. [Старынкевич] - редкие земли) работал так, как работают астрономы в обсерваториях. Материал накапливается десятками лет.
Я не буду здесь касаться тех научных тем, которые здесь подымались. Ясно стало, что множество вопросов химического характера могут быть разрешены этим путем и многое из того, что я запомнил - продиктовал Нат[аше] (открытие хромовых,47 и др[угих] аналогичных] организмов, роль ванадия, галлия и т. д.). В течение немногих лет были получены числа состава семейств и групп организмов, подобранных по известному порядку, и, в конце концов, работа Института сразу поставила ряд новых задач для физиологии и биологии организмов, стала могущественно влиять на ее приложение - в области медицины, техники, агрохимии. К сожалению, я запомнил только часть мелькавших передо мной открытий и новых явлений, и их я продиктовал Нат[аше]. Поразительно, как быстро исчезают из сознания эти освещающие, как молния темноту, создания интуиции, и как много их помещается в единицу времени. Ясно одно - что здесь область бесконечно великая нового. В связи с подымаемыми здесь вопросами в разных отделах института все время шла непрерывная работа над отдельными задачами, причем, уже в течение ближайших лет выяснилось, что миллионные затраты окупались новыми источниками богатства благодаря открытию руд неотделимых ранее элементов (йод, редкие земли и т. д.), новым их приложениям, изложению учения об удобрении, новым средствам от болезней. Огромную область нового дало изучение автотрофных организмов 2-го рода, явившееся одним из специальных созданий Института и связанное с новыми методами микробиологии. Об этих организмах, особенно в связи с автотрофностью человечества, я много думал и многое стало мне ясным - но я не все запомнил и лишь кое-что записал через Наташу. Но работа сделана, и забытое, вероятно, выплывет позже в сознании моем. Или есть мысли, догадки, достижения интуиции, которые промелькнут, и если не будут зафиксированы, исчезают навсегда? Весьма возможно, т. к. область познания и созерцания бесконечна.
Помимо любопытнейших вопросов химического характера, одновременно велась работа и в другом направлении. Прежде всего, над весом организмов, причем пришлось вырабатывать методы и приемы. Этот вопрос вырешен. Затем, над количеством живого вещества в разных площадях земной поверхности. Тут встретилось много неожиданного и получились интересные приложения к жизни в смысле подъема урожайности и полей, и морей. Выяснилась неожиданная роль некоторых элементов в этом отношении. К сожалению, я здесь помню немногое из моих мечтаний. Луг, лес, поле были изучены с точки зрения количества жизни в разных местах. При помощи южноам[ериканских] частных средств через несколько лет, когда авторитет института стал высоко, была снаряжена специальная экспедиция в девственные места Ю[жной] Америки и для океана произведен учет скопления Саргассова моря в сравнении с обычными океаническими скоплениями живого вещества. Во время этой экспедиции много нового для биологии и систематических ее отделов. В обработке материала Саргассова моря я принимал деятельное участие, когда мне было уже за 70 лет...
В чем состояла работа в области познания энергии, вносимой живым веществом, я почему-то почти ничего не помню, хотя и эта сторона работы института стала передо мной в своих новых достижениях.
Внимание было обращено на энергетический учет сознания (работы человечества) и результаты этой работы, сравнимые с таким же учетом автотр[офных] организмов 2-го рода, составляли предмет моей речи в день первого десятилетия Института. Выдвигались и энергия светящихся организмов, и энергетический анализ разных групп строения живого вещества по классам (автотр[офность] 1[-го] и 2[-го] р[одов], пара[зиты], травоядн[ые], клещи, сапроф[иты] и т. д.), в разных сгущениях и т. д.
Жизнь шла в непрерывной работе. Институт много издавал работ и много работ моих было тут помещено. В новых открытиях и среди новых вопросов шла вся моя жизнь, постоянно стремясь вперед. А вопросов и задач, все более крупных, являлось все больше. В свободное время по окончании работ я читал по философии, общим вопросам и великих поэтов. Почему-то не раз мне представлялось, что я углубился в испанскую литературу, как новую, так и старую. Здесь я набрасывал мысли для последнего сочинения "Разм[ышления] перед см[ертью]".
Очень редко выезжал в Америку. Благодаря изданию книги, в частности "Минералогии", и содержанию в качестве дир[ектора] Инст[итута] (President of Institute) я имел возможность располагать значительными средствами, которые, м[ежду] пр[очим], тратил на подбор книг по истории науки (после смерти - в Киев[скую] библиотеку]) и приобретение] минералов (для Петрогр[адской] Акад[емии] и силикаты - в Британский] музей). Книги по минер[алогии] и геол[огии] по-прежнему - в Геол[огический] музей Акад[емии] наук.
Рисовались и частности прогулок, экскурсий, дружеских разговоров, приезда детей, друзей и т. д. - но мне кажется, это все те поэтические надстройки, которые всегда в такой форме переживания создаются фантазией. Среди событий - юбилей, 10-летний, Инст[итута], когда был съезд, речи и т. д. Очень яркая рисовалась картина.
Так шла жизнь почти до конца. Я как будто бы стал во главе Института, когда мне было 61-63 года и оставался им до 80-84, когда ушел из него и поселился доживать свою жизнь в особом переданном мне здании с садом, не очень далеко. Здесь я всецело ушел в разработку того сочинения, которое должно было выйти, после моей смерти, где я в форме отдельных мыслей и отрывков (maximes) пытался высказать и свои заветные мысли по поводу пережитого, передуманного и перечитанного, и свои философские и религиозные размышления. Частию это были те наброски, которые я делал в часы досуга и стороннего чтения, частию вновь написанные. Ярко пробегали в моей голове во время болезни некоторые из этих мыслей, которые казались мне очень важными и обычно фиксировались в моем сознании краткими сентенциями и какими-то невыраженными словами, но прочувствованными моим внутренним чувством, моим "я", и очень мне тогда ясными впечатлениями. Сейчас я почти ничего из этого не помню, и мне как-то не хочется делать усилий для того, чтобы заставить себя вспоминать. К некоторым из этих, закрытых мне теперь, но бывших, а может быть, и сейчас бессознательно для меня живущих мыслей, у меня есть какое-то внутреннее не то стыдливое, не то священное чувство уважения, и мне не хочется их касаться, а хочется их ждать, ждать того нового порыва вдохновения, когда они появятся все целиком или когда они будут понемногу выявляться в моей жизни. Такие состояния в гораздо меньшей ясности мне приходилось переживать и раньше. Я помню, однако, что некоторые из этих мыслей имели характер гимнов (которых я никогда не пробовал раньше писать), и в одной из мыслей я касался в переживаниях, мне думалось очень глубоко, выяснения жизни и связанного с ней творчества как слияния с Вечным Духом, в котором сливаются или которые слагаются из таких стремящихся к исканию истины человеческих сознаний, в том числе и моего. Выразить ясно я это не могу, и то, что я только что написал, меня не удовлетворяет, но я не хочу глубже вдумываться в эту формулировку, по причине только что указанной. Умер я между 83-85 годами, почти до конца или до конца работая над "Размышлениями]". Я писал их по-русски и очень заботился, чтобы одновременно вышел точный английский перевод.
Заботу об издании этой книги я завещал Ниночке и еще нескольким лицам, в том числе Е. Д. [Ревуцкой] (и той англ[ийской] поэтессе, о которой будет речь ниже), с тем, чтобы был образован Комитет, который бы весь возможный доход русского] и англ[ийского] изданий, всех последующих изданий и переводов, употреблял на помощь, людям безвозвратную - но непременно личную помощь, личную в том смысле, как это делают некоторые христианские общины, стараясь поставить людей вновь на ноги или же сгладить им жизнь, если положение их безнадежное. Помощь должна была идти без различия национальности и веры, и каждый раз сумма целиком должна быть истрачена: не ожидая больших несчастий давать тем, про кого известно.
Книга будто бы имела успех, хотя она была очень пестрая - частию легкая и доступная, частию туманная местами, т. к. мысль не всегда выливалась в ясную форму; как будто из-за этого я кое-где переходил к образам (гимны).
Сейчас вспомнил об одной мысли, которая ярко выливалась мне во время болезни, но к которой я подходил еще в Киеве, во время работы над первой главой своей книги о жив[ом] вещ[естве] в связи с чтением работы Мечникова (в Полтаве) и Кащенко (в Киеве),48 но которые я тогда же не смог изложить в удовлетворяющей меня форме. Это мысль о возможности прекращения смерти, ее случайности, почти что бессмертия личности и будущего человечества. Меня интересовали последствия этого с геохимической точки зрения. Сейчас, во время болезни, целый рой идей с этим связанных прошел через мое сознание. Но здесь я их касаться не хочу и, д[олжно] б[ыть], не смог бы.
Так закончилась моя жизнь. Мне хочется здесь сказать несколько слов по поводу этих "Размышлений] перед смертью". Для меня именно это настроение является наиболее странным. Я совершенно ни о чем подобном не думал за эти долгие месяцы и годы.
Однако необходимо сказать следующее. С молодости меня привлекает форма изложения своих мыслей в виде кратких изречений, свободных набросков и отдельных, более длинных, но отрывочных размышлений. Я не раз пробовал это делать, но бросал, т. к. убеждался, как трудно уловить мысль, изложить ее так, чтобы это удовлетворяло; наконец, подымалась критика того, что стоит ли это записывать. А иногда не хотелось передавать в логических выражениях те, казавшиеся мне важными понимания сущего, которые я испытывал: как будто они были очень интимны. Были случаи, когда приходившие мне мысли, как будто верно выражавшие мое убеждение, внушали мне страх своими неизбежными логическими выводами, раз они станут общим достоянием (таковы мысли о семье и о значении половой морали). Но, как бы то ни было, стремление к такой форме книги очень меня всегда привлекало, т. к. оно давало большую свободу изложения, а чрезвычайная свобода в выборе тем и форм изложения, их чередование без всякого порядка, казались мне отвечающими естественному ходу мыслей живого думающего человека. Такая форма лучше дневника - особенно если она идет без системы, а так или иначе подобрано то, что казалось данной личности важным и нужным сказать человечеству, внести в мировую литературу. В последнее время, в связи с чтением уже здесь мыслей Ля Рошфуко, Вовенарга, Гете, очевидно, эти старые стремления вновь оживились. Но то, что они вылились в такую форму "Размышлений перед смертью", чтобы эта форма так или иначе определила их, повлияла на их состав и характер - известной строгости мысли
изложения, подбора тем - если можно сказать, элемента торжественности, лицом к лицу все время с Вечной загадкой, столь многих пугающей и столь могущественной в своем влиянии на сознание человека - это элемент совершенно для меня неожиданный. И он дает единство бесконечному разнообразию тем и форм, какие может принять творчество этого рода.
Точно также совершенно неожиданна была для меня идея употребления дохода этой книги. Как будто она хотела связать ее с интимнейшими переживаниями моего духа. Я живу всегда - при всей отвлеченности моей природы - в сознании, что рационализирование охватывает небольшую часть духовных проявлений человеческой личности, что разум охватывает далеко не все и нельзя даже считать его главным и основным решателем жизненных проявлений личности. Через всю мою жизнь проходит этот элемент и в том чувстве дружбы и братства, который так красит жизнь, и, я бы сказал, дает большую, чем что бы то ни было, возможность развернуться человеческой личности. И странным образом, эта способность дружбы, создания новых дружеских связей, глубоких и крепких - не исчезла у меня теперь, в старости, т. к. в Киеве зародились у меня глубокие дружественные связи с Васил[енко], Тимош[енко], Личк[овым]. Это все разные проявления эроса и эроса настоящего, связанного не с абстрактным человеком рационалистов, а с живой человеческой личностью. В связи с религиозными аспектами этого явления я много понял в общении с Нюточкой [Короленко], и ее идея христианской помощи - как помощи индивидуальной и личной - в отличие от социальной и государственной - целиком отразилась в этом моем потенциальном предсмертном распоряжении.
Неужели действительно охватившее меня во время болезни состояние позволило почувствовать предсмертное состояние сознательно умирающего человека, когда выступают перед ним основные элементы его земной жизни?
Любопытно, что, сколько помню, ни разу во время болезни и по сейчас, область этих переживаний не переходила в сны, и я мог засыпать и могу засыпать только тогда, когда замирают образы, связанные с этим построением моей жизни. Сон иной, не глубокий, без сновидений или с такими, где бессвязно и бессмысленно вспоминаются среди каких-то чуждых созданий фантазии, давно ушедшие близкие, в формах, чуждых их настоящей сущности.
Мне хочется еще добавить несколько впечатлений о близких среди множества картин, которые проходили тогда и которые, если бы я выразил их в словах - дали бы целый фантастический роман, где моя потенциальная будущая жизнь была бы центром.
Совершенно два разных представления о будущем Ниночки. И обе эти картины шли как бы исключая друг друга. По одной - ее брак с Ф. Т. [Сердюком], сперва жизни в Шишаках - но поездка к нам в Америку. В конце концов Ф. Т. и Нин[а] решили переселиться в Ам[ерику], т. к. условия жизни в новом аграрном строе на Украине были тяжелы и не давали простора для свободного личного агрономического строительства при огромных налогах: надо было иметь или большие творческие способности и капитал или же входить в ассоциацию с другими людьми, когда личность многих подавляется. В Америке они получили агрономическое образование, купили достаточный кусок земли и стали вести хозяйство, уходя в эту сторону человеческой деятельности. Дети - 2 сына и дочь - значительную часть были с Наташей у нас. И жили они и после на расстоянии нескольких часов езды по жел[езной] дор[оге]. Любопытно, что по отношению к одному сыну я совершенно определенно видел рост его как талантливого натуралиста-зоолога, связавшегося с Инст[итутом] еще в детстве. Он принял нашу фамилию, как бы продолжая традицию рода, который терял свое продолжение Вернадских благодаря безалаберности Н[ины] В[ладимировны], жены Георгия (см. впрочем ниже). Вместе с сыном немца, помощника по зоологии, и южноамериканца, испанца, на средства или влиянием которого была снаряжена экспедиция в Ю[жную] Америку. Эти юноши составили дружную группу будущего. Мне даже казалось, что судьба его благодаря дружбе с молодым испанцем, южноамериканцем отбросила его позже туда, где он создал свою будущую судьбу. Женившись, эти юноши приняли участие в южноамериканской экспедиции.
Рядом с этим рисовалась совершенно другая картина - опять-таки как-то чередуясь, без всякого порядка. В Лондоне Ниночка вошла в художественные круги и уже во время заседания] Брит[анской] ассоциации ее наброски - в том числе и мой эскиз меня во время речи - обратили на себя внимание - она вошла в сношение с одним из крупных анг[лийских] иллюстрированных] изданий. На этой почве создался ее роман с молодым англ[ийским] художн[иком], связанным с этим журналом. С ним она объехала и обошла Украину, славянские] земли, после посещая разные страны и создавая совместно своеобразный новый тип иллюстраций жизни и поездок. Эти поездки захватили и Америку, и они часто гостили у нас. Все, что раньше писалось о детях, целиком сохраняется. Дочь - радость и счастье Наташи, другой сын - энергичный практический работник.
Жизнь сына, которого будущее рисуется мне очень видным, всецело шла в России - но несколько раз он приезжал и долго жил у нас на берегу океана.
Наташа все время помогала мне в работе. После издания "Геохимии" она вначале неизменно помогала мне, а затем занялась нашей библиотекой и семейным архивом (перевез частию из СПб.), который давал материал для работы. Когда я ушел от управления Институтом и начал работу над "Размышлениями] перед смертью" - общение на почве этой работы было в начале мне очень ясно, но после моей смерти в Комитете я ее не видел. Мне казалось, что ее смерть была близка по времени с моей - раньше или позже, неясно. Внуки дали ей то счастие, которого она лишена сейчас в браке сына.
Я записываю эти подробности по желанию Ниночки. Но мне кажется, они являются чисто фантастическими построениями, связанными с той формой, в какую вылилась эта странная работа моего сознания. Но, м[ожет] б[ыть], и в этой форме есть отблески прозрений в будущее?
Я хочу здесь - уже никому не читая, из предыдущего] я почти все - кроме ( ) для Нин[ы] и Н[аташи] - читал Нин[е] и Нат[аше], прочту Георгию и, м[ожет] б[ыть], кому-нибудь из друзей. Но два странных эпизода я записываю пока только для себя. Они слишком интимны и слишком мало связаны с теми чертами моей личности, которые я свободно более или менее - оставляю в своей жизни. Наконец, если это чистые фантазии, зачем о них говорить? Во-первых, будто бы мне пришлось пережить такое состояние, что моя личность и моя деятельность возбуждали в некоторых других людях проявление наибольшего вдохновения.
1. Во время речи в Балтиморе, где будто бы я говорил вдохновенно (что очень мало отвечает, мне кажется, моей природе или по крайней мере сложившемуся характеру и привычкам), один молодой скульптор сделал мое изображение, которое было одним из участников фонда заказано или приобретено для Инст[итута]. Это оказалось одно из первых произведений - гениальных - нового, выдвинувшегося этим путем таланта, первоклассного скульптора. Я сопротивлялся постановке этого произведения на видном месте в Институте, но также, как и другие, чувствовал чудное произведение искусства и оно стояло в зале Института].
В связи с этим передо мной роились мысли о том значении, которое могут иметь некоторые личности, которые могут так возбудить художественное вдохновение. Я помню, что мне казалось, что это даже как будто какое-то счастье, выпадающее на долю таких людей. Так ли это; сейчас я как-то этого не чувствую, и у меня почти исчезло понимание этого для того лица, которое возбуждает художника творить. Вспоминаются рассуждения французского] писателя Де Ренье, который в очень красивых страницах развивает теорию, что светские дамы своим стремлением красиво одеваться, созданием вкуса - вызывают в художниках величайшее творчество и этим путем подымают жизнь всего человечества. М[ожет] б[ыть], это и так? Как великие проявления Эроса, возбуждавшие великих поэтов к их творчеству?
2. Как раз в связи с этим последним идет и другой инцидент, столь же для меня неожиданный, моего переживания. Неизвестным образом, перед моим отъездом у меня был в Лондоне роман с американской богатой женщиной и родился сын. Как это произошло, я, кажется, и не переживал. Все чувственные образы, столь обычные в моих мечтаниях и снах (иногда мучительно сильные), совершенно отсутствовали в долгих и красивых картинах моих переживаний. Очень слабо они проявлялись уже при выздоровлении, когда понемногу замирали образы, так сильно меня охватившие. Скорее всего, здесь занимали более абстрактные стороны этого личного неожиданного инцидента. С одной стороны, опять проявление счастия возбудить сильное чувство в человеке, приведшее, как в скульпторе, к проявлению огромного поэтического творчества. Под влиянием чувства ко мне выявился поэтический талант этой молодой женщины, сильной духом и умом. Ко времени открытия Института, она, по моим настояниям, издала первый сборник своих стихотворений, мне посвященный, и в котором близость нас была ясна, сборник, сразу поставивший ее на видное место крупных поэтов англосаксонской расы.
Но в связи с этим другая проблема здесь проявилась, столь же чуждая моему характеру и моему пониманию, и столь же мне чуждая, как и значение данной личности для возбуждения поэтического творчества. Эта поздняя страсть явилась передо мной, как искушение, которое стало на дороге передо мной при начале моей задачи. Я считал ее несовместимой: или... или. Или семейная новая жизнь, или огромная работа создания нового, проникавшего новыми путями в неизвестное. И я, после тяжелых испытаний и переживаний порвал эту связь, мы разъехались - ребенок - сын остался у нее, я сохранил всю дружбу. Шла непрерывная переписка, но она имела полную свободу жизни. По-видимому, в моих картинах это не была совсем молодая девушка, т. к. ко времени ее смерти ей было уже много за 40, а м[ожет] б[ыть], все 50. Перед разрывом такого рода мы все открыли Нат[аше], которая оценила и сдружилась с ней и отнеслась как всегда страшно сердечно к мальчику. Тут был какой-то темный инцидент, сейчас мне довольно неясный. Перед ее отъездом я уехал на неделю на яхте с одним из лондонских друзей, много пережившим в своей жизни, и с ним у меня был разговор о религиозных и моральных вопросах, им записанный, который мне казался исключительно важным. Я переживал его и мне рисовались картины, когда мой новый друг читал его Нат[аше], которая также сильно чувствовала его значение - но сейчас я ничего из него не помню, кроме того, что он меня очень возбуждал и настраивал высоко во время переживаний. С ней я виделся в Америке, кажется, раза два, урывками, и лишь позже она с сыном приезжала к нам, а затем, за несколько лет до смерти, поселилась с нами и я признал сына как своего - бесстрастного, талантливого, одаренного поэтическим темпераментом ребенка, которому всецело отдалась мать, жившая уединенно, но продолжавшая свою поэтическую работу, очень тяжело и трудно выпуская в свет свои произведения.
В "Разм[ышлениях] перед см[ертью]" передо мной стала в чрезвычайной яркости проблема искушения и я понял и выявил ее значение. Но сейчас я даже не в состоянии повторить и понять то, что мне казалось столь исключительно важным с точки зрения судьбы и природы человека. М[ожет] б[ыть], жизнь потом меня научит? По-видимому, в связи с этим представлением о значении искушения стояли и другие построения религ[иоз-но]-филос[офского] характера, сейчас исчезнувшие из моей памяти, но отразившиеся в моих "Разм[ышлениях] перед смертью". Мне казалось, что туда вошли обрывки моей переписки с этой женщиной, помещенные с ее согласия, и эти идеи отразились и развились в ее творчестве.
Таковы неожиданные и странные новые переживания: я не могу никак найти им какую-нибудь почву в моем прошлом и моих духовных исканиях. Особенно странно думать в мои годы о каком-то новом романтическом переживании, да еще таком глубоком, после того, как передо мной прошел безобразный для меня обман Дм. Сокр. [Старынкевича] и Таки!49
Но, стремясь к правде, я заношу сюда и эту сторону моих переживаний, и не могу не отметить, что безобразность может являться иллюзорной. Глубина проявлений эроса - бесконечна, и раз сейчас она достаточна для возбуждения в старике новых дружеских связей - она, может быть, выявила и пути любовного сближения с женщиной. А м[ожет] б[ыть], Д. С. [Старынкевич] более прав, чем сторонние его судители.
Таковы философские переживания. А теперь жизнь. Сегодня Ниночка принесла из Ялты известие о смерти от сыпного тифа Лиды и Мани Рейтлингер. Какой ужас! Как-то особенно ярко чувствуется смерть милейшей и прелестной девушки Лиды, полной жизненности, религиозных и философских исканий. И сколько сейчас безумно и преступно гибнет таких молодых жизней...
Одновременно с этим известие об окончательном крушении фронта на Кавк[азе], и перед нами становится уже практический вопрос: уезжать за границу сейчас же или же остаться с большевиками. Как лучше для моих задач - для достижения того, что так недавно я так ярко переживал во время болезни?
Сегодня ночью лаяли собаки: сгорел дом и он сам - грек Костя - сторож Щели. Вероятно, месть - поджог. Жизнь не стоит копейки, и все безнаказанно.
Вчера был П. И. [Новгородцев], пробывший у нас два дня. Он совсем стал на точку зрения, на какой и я стою - конечно, с оттенками. Но оценка ДА одинаковая. С ним о том, что делать. Я думаю оставаться и ехать в Тавр[ический] унив[ерситет]. А за границу потом.
Всюду известия о восстании Брусилова, среди армии больш<инство> против поляков.50 Боятся верить. Екатеринодар, по-видимому, большевистский. Очень важны события [в] Герм[ании] и Тур[ции]. Здесь все видишь лишь из бессодержательных газет.
Вчера работал над "Ж[ивым] вещ[еством]", начал 2-ю главу. Много думал во время прогулки в лесу. Чудный день.
Читал Бальзака, Lamber, Vacherot. Nouv. spir.51 Общее чтение - Корнилов, Бакунины.52
С П. И. [Новгородцевым] говорил и читал о своей раб[оте] над ж[ивым] вещ[еством] и свои переживания во время болезни. П. И., с одной стороны, допускает возможность всей концепции. Он верит и считает доказанным внутреннее видение, когда пространство исчезает, своего рода телепатию. Считает, что и в гадании, и в знании некоторыми людьми того, что происходит на расстоянии, есть элемент правильности и истины. Он мне мягко указывал в связи с моими идеями о возможном долголетии (род бессмертия) автотр[офного] человечества] на необходимость осторожности, говоря про себя, что благодаря своему мистич[ескому] субстрату, он в науке чрезвычайно строг. В этом отношении мы с ним сходимся.
Полная неизвестность. Я решаюсь ехать в Симферополь, т. к. достаточно крепок и уже выбран ордин[арным] профессором], причем мне идет содержание.53 По-видимому, все мои против (кроме Нин[очки]), но я чувствую моральную обязанность. Особенно раз унив[ерситет] так показывает желание моего присутствия (приветствие фак[ультета], единогласный] выбор шарами в Сов[ет]). Уже вчера думал много над лекцией и очень ярко, кажется, охвачу курс. Но удастся ли мне передать слушателям? Очень труден выезд. Путешествие 3 дня и от 1 500-4 000 р.!
Слухи и слухи! Говорят о Брусилове, впечатление, что он сохранил формы [управления большевистские] (Кр[асная] ар-м[ия], советы и т. д.). В газетах нет, но легенды о перехваченных в Севастополе] радио. Сколько здесь верного? Из кругов большевиков идут теперь сведения, что раньше 3 мес[яцев] большевики здесь не будут: большевики идут на поляков. Татары, бывшие у большев[иков] (один из Биюк-Ламбата - у В. В. Кел[лера]), говорят о развале Кр[асной] армии под Перекопом и уводе оттуда войск. Всем надоело, и среди добровольческих] офиц[еров] поднимаются вопросы о вреде борьбы: большевизм скорее падет. Сейчас генералы большев[истской] армии не боятся мести добровольцев]. Думают, что все-таки будет единство России и патриотический] порыв в случае похода на Польшу. Масса конъюнктур и ложн[ых] слухов. Но общее впечатление какого-то глубокого изменения психологии.
Читаю. Vacherot, Бальзака "Rech. de l'Absolu"54 и т. д. Ясно, что воззрение энергия-материя во всех их изменениях недостаточно даже для моей цели и вопросов, которыми я занимаюсь. Интересны изменения моих взглядов. Помню первые разговоры с С. Труб[ецким] - мне казалось, русск[ая] философия слишком проникнута и подчинена религии и религиозным вопросам. Помню удивление Тр[убецкого], считавшего эти вопросы важнейшими; он защищал их независимость. Действительно, в русской филос[офии] вопросы морали и религии [занимают] преобладающее место. Сейчас это видно по тому влиянию, какое начинает оказывать православная христианская] философская мысль. Это движение очень интересно и с мировой точки зрения. - После великих восточных отцов церкви первых веков христианства] впервые вступает в современную] культурн[ую] работу православная богосл[овско]-филос[офская] мысль. И я уверен, что здесь будет новое и для будущего науки. Не пойдет ли, однако, скорее будущее не по пути христианства в разных его формах, а по пути буддизма?
Пав. Ив. [Новгородцев] вместе с окружающими все говорит о предсказаниях, предвидениях и т. п. И действительно, понятна психология людей: годами не знают о судьбах близких. И вот наша прислуга, очень хорошая и умная женщина, Матр. Ильин. Монашкина идет к дающей даровые предсказания матушке-вдове попадье узнать о сыне в ДА, от которого уже 1 1/2 года нет известий, и она успокаивает ее, говоря, что сын жив; другая мать из общества идет к ней же приблизительно в таких же обстоятельствах. Эта матушка, вдова священника, конкурирует с профессионалами - она не берет денег, а принимает подарки того, что ей нужно для пропитания, причем она больная и неподвижная, ест очень мало. И к ней идут исстрадавшиеся. Сейчас она вносит струю уверенности в быстром конце большевизма: развязка придет скоро и оттуда, откуда не ожидают.
Я массу выношу от букета цветов полевых, который стоит у меня на столе, за которым я ухаживаю и меняю. Он столько дает мне и своими формами, и своими красками. Как-то странно углубляется моя душа при взгляде на него. Здесь сейчас различные яркие по нежным оттенкам красок Primula - белые, редкие палевые, разных цветов фиолетовые, недавно еще желтые Crocus и Ranunculus, белые Galanthus (Crocus и Galanthus исчезают), Rosmarinus, Stachys, два вида фиалок с их нежным запахом, недавно еще белый миндаль, Euphorbia, недавно Carylus - здешний фундук, а сейчас Fraxinus etc., Cornus mas. - кизил, который всюду сейчас придает своими желтыми цветами такой своеобразный вид еще голой от листьев древесной растительности. Моя давно задавленная страсть к цветам начинает, мне кажется, развиваться с неудержимой силой и будет идти так - чувствую - и впредь. Сегодня Сашко принес мне кромвей, очевидно заблудший из культурной разводки, большой Iris, я нашел какое-то фиолетовое крестоцветное, которое за отсутствием книг не могу определить. Но сколько дает мне такой букетик мыслей и настроений, когда я на него взглядываю.
П. И. [Новгородцев] дал мне письмо к Крамаржу и Масарику. Вчера у Келлера - денежные разговоры, может быть, придется продать Бати-Лиман.
Начал читать "Theodicee" Лейбница. "Путевод[итель] Крыма". 55 Вслух - Бакуниных.
Сегодня кончил Vacherot. Книга написана с увлечением и много верного. Чувствуется, что V[acherot] не может выразить словами всего, что в ней хотел сказать. Для меня стало как-то яснее значение французской филос[офской] мысли XIX-XX ст., генезис идей Бергсона! Под влиянием немецкой филос[офской] мысли в русском обществе установилось неправильное отношение к французской философии. Все читали и все влияло - но последователей, как у немецкой, у нас видных не было, напр[имер], даже вроде того, как недавно Когена или Риккерта. Читали "R[evue] Phil[osophique]", Гюйо, Фулье. Я помню значение их и Ренувье с его "Crix. philos." 56 (через Ф. Ольд[енбурга]) в моем научном мировоззрении моей молодости. Читая Вашро, я ярко чувствую Париж с его отражением вечности около Сены близь Cartier Latin, S1 Sulpice, Notre Dam. Мне всегда казалось, что я чувствую дуновение Средних веков и великого искания идей, которое тогда здесь шло. С Кузаном (о котором у В[ашро] интересно) я впервые ознакомился еще в гимназии из книг отца, где были его работы раннего времени, переплетенные вместе с О. Контом, С. Симоном и другими. И я тогда читал его, не совсем его понимая. Отец верно определил мне его место. К позитивизму я отношусь отрицательно. "[La] Philos[ophie] Positive]" выписывался отцом в Харькове и я заглядывал в него, как и во все книги. Но он был мне чужд и неприятен. Так и позже, когда я прочел Литтре. В Париже от Голыит[ейн] ознакомился с Бергсоном, мало меня привлекшим. С Курно во время своих кристаллогр[афических] работ, когда увлекался идеями материи - еще в Москве. Я отложил тогда его, чтобы ознакомиться внимательно. Меня привлекали старые философии, где я много читал (и о ней) - Декарт, Паскаль, Мальбранш, XVIII в. (Дидро, Д'Аламбер и др.). В работе Вашро я ярко чувствую (опять, как при чтении в Киеве Гилярова) отсутствие принятия во внимание индийской философской] мысли. Мне кажется именно здесь в вопросах о душе, божестве, религиозно-филос[офские] построения индусов дают больше, чем наши идеи, тесно связанные с христианством и еврейством. Точно также остается в стороне вся философск[ая] мысль, кроме немецкой, франц[узской] и англ[ийской]. Это вошло в обычай у запад ноевро[пейских] писателей - но это дает нам кривое представление о действительности. Сам Вашро указывает на существование больших метафиз[ических] исканий у итальянцев (Росмини?). Я помню то впечатление, какое производило на меня ознакомление - очень поверхностное - с итальянской философ[ской] работой, когда я, занимаясь историей науки, немного ознакомился с их философ[скими] исканиями и как я почувствовал, особенно в Неаполе и Болонье, свою, не зависимую от 3[ападной] Евр[опы], духовную жизнь.
Кроме философов раньше мне неизвестного] позитивистского толка, неопифагорейцы, философы, пытавшиеся найти пути, связывавшие их со старой итальянской научно-филос[офской] мыслью. Тут много интересного.
Сейчас исчез сахар. Фунт до 500 р. Едим с вареньем или без сахара. Катастрофически подымается масло - до 1 000 р. фунт. Жить становится труднее и труднее. Келлер указывает, что Крым может прокормиться своим хлебом; запасы на 3 года, все дело в организации: ячмень на свиные продукты, запасы льнян[ого] семени на масло. Но отсутствие организаторских] способностей как раз представляет нашу беду. Сейчас никто ничего не знает и не понимает, что происходит и что выйдет. Несмотря на победу военную большевизма, никто не верит в его длительность.
П. Ив. [Новгородцев] рассказывал на днях любоп[ытное] про Чичерина. Оказывается, что большевик Чичерин - родной племянник Б. Н. Чичерина, и тот, умирая, оставил ему все состояние. Он был тогда студентом университета], увлекся социалистами и эмигрировал. Вдова Чичерина, очень гордая и старозаветная монархистка, ездила за границу, чтобы убедить его отказаться от наследства, т. к. знала, как это тяжело Б. Н. Свидание состоялось в очень таинственной обстановке в каком-то трактирчике низшего разряда, т. к. за Чичериным следили. Тот согласился отказаться, заявив, что вступит в деревню во главе крестьян... Меня переносит это к тому знакомству с Чичериными]. Я познакомился с ними в Тамбове во время губ[ернского] зем[ского] собр[ания] - раньше с Андр. Н. Чичериным, который был в хороших отношениях с Марком [Любощинским]. Помню традиционные обеды у А. Н. - лакей в белом фраке, вкусная еда, старинная обстановка, дом на англ[ийский] манер, подражание англичанам (жена его, кажется англ[ийская] еврейка, belle femine,57 говорили о ее близости к Я. Труб[ецкому], неглупая и очень) и культурная, интересная беседа. Это был один из наиболее культурных домов в Тамбове и представитель лучшей части дворянства, так правильно и беспощадно описанного С. Атавой (Терпигоревым).58 В губ[ернском] собрании тогда был ряд таких культурных людей (в том числе очень правые кн. Д. Цертелев и П. Мансуров). У Чичер[ина] я встретил и других его родственников - С. Н. Чичерина, а позже ближе встречался в губ[ернском] собр[ании] и на таких обедах (у кн. Н. Чолокаева и др.) с Б. Н. Чичериным, менее приятным, чем А. Н., но несравнимо более интересным. Мне всегда было трудно с ним разговаривать, когда я не был с ним согласен, как и с Г. Н. Вырубовым: у обоих чувствовалась нетерпимость к противоречиям. Значение Б. Н. Чич[ерина] было мне ясно из понимания ближайшей истории русск[ого] общ[ества] и из указаний друзей. П. И. [Новгородцев] был близок с ним (через Дмитриева), о его значении как историка в это время были указания уже в литературе. Была и память о нем, как о чем-то далеком, в Московском] университете]. Из его произведений я читал "Ист[орию] политических] уч[ений]" (не мог докончить), пробовал и другие - но его абстрактная мысль была мне чуждой, так же как и его химические теории (типа Базарова, Морозова и др.), о которых Б. Н. со мною вел разговоры в Тамбове. Его письмо к Герц[ену] дебатировалось в нашем братском кружке и я был на стороне Б. Н.59 Позже я встречался еще с одной Чичериной - племянницей Бобровниковой уже в Петрограде, представительницей инородцев Новолубья, в то время разбитой параличем. Интересна история этой культурной дворянской семьи, особенно] Б. Н.
Приходится считаться с денежными затруднениями. М[ожет] б[ыть], придется продавать Бати-Лиманский участок (по Кулакову стоит 200 000 [р.], но трудно найти покупателя), как советует Келлер, для того, чтобы иметь свободные деньги на случай... Да едва ли проживешь на профессорское жалование. Хотел уезжать в Симферополь, но остался, так как В. И. Токмакова предлагает нам заем в 50 т[ыс. р.] (раньше не могла). Как-то не хочется очень вдумываться во все эти денежные дела и никогда я не хотел тратить деньги на обогащение... А между тем, нужно было, и жизнь не раз ставила соблазны. Отчасти леность, но гл[авным] обр[азом] желание все свободное время посвятить научной работе и свободной жизни. М[ожет] б[ыть], в конце концов придется и об этом подумать. Как-то подумывал об изобретениях: Be - вместе с Ненадкевичем - металл будущего. Любопытно найти чернильный карандаш взамен анилинового, т. к. анилиновый не заменяет чернил - а задача, очевидно, вполне разрешимая.
Сейчас в Крым собираются последние остатки ушедших от большевистской власти. Неясно, что, в конце концов, здесь будет.
Читаю случайные N "Rev[ue] Polit[ique]" от конца ноября 1919, и масса нового. Ужас положения, когда о всем судишь на основании недостаточных] данных. Читал Leibniz "Теодицею", Лесевича о Данте".60
Хорошо работал над "Мыслями о ж[ивом] в[еществе]". Уже много написал для второй главы. Усердно работает Наташа над переводом первой главы.
Первое апреля - но все-таки холодно. Настоящей теплой весны все еще нет.
Сейчас здесь такое впечатление, что все уверены в том, что большевики займут Крым. Но когда? Никто этого не знает. Никто и сами добровольцы не верят в их будущее. Позорное падение Новороссийска окончательно убило все ожидания. Позорный конец геройских начинаний - даже в глазах сторонников ДА. Все было полно ошибок и узкой политики. Вместо России многие активные деятели стремились к интересам класса. Любопытно, что наряду с ожиданием здесь большевиков никто не верит в прочность их режима в России. А что делается там - никто не знает. Одно из самых тяжелых впечатлений - грабительство, хищничество, варварство, стремление к наживе в ДА (военной и штатской), еще, м[ожет] б[ыть], больше, чем в большевистск[их]. П. И. [Новгородцев] говорит, что он разуверился в господствовавшем] классе и считает его роль конченной - едва ли 1
Жизнь разметала и резко разрушила целые слои, главным] обр[азом] интеллигенции, помещичьего кл[асса] и буржуазии и чиновничества. Как какой-то вихрь. Особенно для Ю[жной] и Ю[го]-В[осточной] России [за] последние месяцы. Так, очень тесно державшаяся и не прерывавшая связей (до 3-го покол[ения] - троюр[одные]) семья Старицких.61
Раньше, гл[авным] обр[азом] - Полтава и Полт[авская] губ[ерния], Петр[оград], Москва, Киев. Теперь на месте остались в Полтаве дряхлый старик А. П. Старицкий с 2-мя дочерьми; его сыновья - В[ладимир] Александрович] - за границу, Григорий] Александрович] уезжает туда же; его семья (жена умерла от сыпного, тифа) - в Лабинской. П[авел] Александрович] где-то в Крыму или за гр[аницей] (из Кубани). Из семьи Е[гора] П[авловича]: Любощ[инские] удержались в Москве, но Володя неизвестно где - болел сыпным тифом, Марк с семьей - в Батуме, Соня здесь накануне выезда за границу, ее муж в Симферополе]. Мы все в Крыму. П[авел] Е[горович] в Москве, Г[еоргий] Е[горович] в Феодосии, едет в Сербию, его семья в Новочеркасске. Мака осталась в Полтаве. Нина [Жедринская] с семьей в Севастополе - д[олжно] б[ыть] - за границу. Где Володя [Жедринский] - неизвестно. Семья П[етра] Щавловича]: были в Киеве, где теперь, неизвестно. Семья И[вана] Михайловича]: А[лександр] И[ванович] с двумя дочерьми остался в Петрограде, один сын в Польше, другой женился и неиз[вестно] где. М[ихаил] И[ванович] - за границей, его сын Е[вгений] Михайлович] неизвестно где; дочь в Крыму из Кубани. Семья Константина] Степановича]: Александр] Константинович] в Сербии, дочь с мужем здесь. Семья Л[ьва] Михайловича]: Молдовы в Болгарии; Гриневичи - часть в Крыму, часть за границей. Семья В[ениамина] Щавловича]: часть умерла, один сын неизв[естно] где, Нат[алья] Вениаминовна] [в] Полтаве. И это еще семья, которая пока мало потеряла убитыми и умершими. Что будет дальше? И что будет с русской эмиграцией?
На днях прочел Гроссмана: Вечер у Кар[олины] Павловой. Од[есса], 1919. Любоп[ытно], что никто из знакомых не читал ни его, ни ее. Любоп[ытная] картинка московского салона. В мое время в Москве (1899-1911) не было. Были кружки или такие журфиксы, как Янжуловские (в лучшем случае). Я, впрочем, все время стоял в стороне от этой жизни и жил в своем дружеском кругу и в работе. Петрункевичи, Шаховские, Корнилов, Любо[щинские] - когда жили там; это домашний круг, а затем, масса знакомых...
Прочел старые (нояб[рь]) NN "Rev[ue] Polit[ique]" и Ключникова "La Russie d'aujourduit et dautre fois" (P., 1920).62 Масса нового и только яснее становится, что ничего не знаешь, что делается на Западе - не лучше, чем при большевиках. И здесь сейчас печатают и левые ("Наш путь"), и правые ("Ялт[инский] вечер") - мало литературны и бесталанны, вроде большевистской прессы. Все это как-то не то и не те, которые составляют Россию.
18. III взял у Варв. Иван. Токмаковой 50 000 [р.] под два иекселя в 25 000 - 10%. Читал <Haerness> Aussberg. d. Thiere, Landowska Äncienne musique".63
Хорошо работал над "Мыслями о жив[ом] вещ[естве]". Без книг трудно - но все-таки, работа движется.
Вчера приехал Георгий [Вернадский] с Ниной (Георгий пешком), М. А. Бакунин со своим товарищем по шт[абу] Кутепова - Михаилом Александровичем Критским. Оба смотрят мрачно; М. А. Бак[унин] считает, что добровольческое] дело проиграно. Врангель мельче (по словам Кр[итского]) Деникина]. Очевидно, ДА станет контрреволюционной] силой. Удержится ли Крым, неизвестно. Никто не хочет сражаться. Англия ставит условием невыход из Крыма. Врангель - авантюра (К[ритский]). В городе говорят о немецкой ориентации и соглашении с немцами для борьбы с большевиками]. Кутепову и его штабу была ясна невозможность защитить Новороссийск. Донская армия запрудила город (30 т.), не слушая командования. Добровольцы] ничего не могли сделать, но, сверх того, желания сражаться и у них не было. Это версия добровольческого] штаба; наученный опытом, я бы хотел выслушать казаков. У большевиков, несомненно, есть офицеры генерального] штаба. Будущее наше для всех темно.
Здесь Ир. Мих. Петрункевич, внучка Ивана Ил[ьича] - очень милая. Брат ее Иван доброволец в чеченских войсках. Полное отсутствие идейности. Рассказы наводят ужас, не сознаваемый рассказчицей, говорит о пьянстве, самом грубом, как подвиге, грабежах и т. п. Осталось 30 чел. солдат, а у офицеров есть денщики и вестовые!
Вчера сделал первую геологическую] экскурсию с Ал. Исаевичем Моисеевым и Мих. Мих. [Дитерихсом]. Моисеев - ученик Павлова уже после моего ухода, заведует музеем; человек энергичный и мне представляется очень талантливым. Работает над 100 саж. картой окр[естностей] Ялты (до Ай-Тодора). Сам палеофизиолог, но работать здесь можно только над тектоникой. Раньше - над доисторическим] человеком. Интересно ничтожное распространение палеолита в Крыму. Работать приходится с велич[айшим] трудом в современное время. Удивительно, как везде и здесь большевики поддерживают культурные начинания, ДА губит. Так и здесь, с музеем;64 теперь, благодаря директору (Сабин-Гус - чиновник худшего типа, говорят) отнимают помещение. Средства были даны большевиками. От ДА добились было отмены уничтожения] распоряжений, но оформить не удалось: просили уже не о средствах, а об оставлении комнат в помещении пансиона гимназии. Никакой поддержки музей не получает ни в городе, ни в земстве. В виде новой демократической] буржуазии и большевистской аристократии идет чумазый.
На днях прочел Ландовской "Musique ancienne" (1909) - очень интересная и умная книга. Ландовскую слышал в Москве, и ее концерты дали мне большое наслаждение. Сейчас опять возвращаюсь к интересам, связанным с историей музыки, к которым было больно подходить после смерти Нюточки. Она все уходила в эту область, отчасти, м[ожет] б[ыть], под моим влиянием, и разговоры с ней давали мне так много! Незадолго до большевиков хотел передать в Институт гр. Зубова65 оставшийся после нее небольшой капитал (5 000), как начало фонда ее имени для приобретения сочинений по истории музыки. Не успел - удастся ли когда-либо? Так мало интереса к этим вопросам в Петр[ограде]: нет книг и нот для изучения. Мало людей интересующихся. Но интерес пробудился, он запоздал только по сравнению с Западом, и я думаю, достиг мног[ого]. Но сколько пропадает! Нельзя было узнать, что играли на арфе в России в XVIII в.? Сколько неизданного из старого русского творчества? В. А. (Бакунина)-Дьякова была композитором; но по словам Сони [Бакуниной], в Бакун[инском] архиве, очень охраненном Н. С. Бакуниной и позже Соней, нет нот. Нот было много, они не разобраны, и Соня боится, что они погибли, т. к. ими распоряжалась довольно взбалмошная вдова А-дра А. Бакунина. Уже в Киеве мне хотелось связать историю музыки с Киев[ской] дух[овной] ак[адемией] и я добился включения ее в записку объясн[ительную] историко-филол[огического] от[деления]. В Петрограде в Академии мне не удалось этого сделать; говорили с Сергеем [Ольденбургом] и с Лаппой. Мой интерес пробудился в Париже, где под влиянием А. В. Гольштейн я ознакомился с концертами франц[узской] песни, в том числе и старинной, которые давал ее страстный поклонник и исследователь, кажется, Тьерсо(?). Затем слышал старых композиторов впервые в концертах Коланна, кажется, и затем, как будто, Франка. Чтения по истории музыки мне очень много дали, когда я готовился к курсу по истории науки. След остался в напечатанной статье "О научном мировоззрении".66 Было бы интересно точнее проследить влияние музыки на научную мысль. Мне трудно разбираться в истории музыки из-за недостатка знаний музыкальных] наук, нот и плохой музыкальной] памяти.
Какова сейчас судьба молодого поколения? Столько страданий, гибели. Там смерть Лиды и Маши Рейтл[ингер] и сколько таких! Такая смерть разбивает жизнь и близких. Сейчас Ниночка, страшно ею пораженная, волнуется из-за Ф. Т. [Сердюка]. М[ожет] б[ыть], его уже нет? Не только развращается молодое поколение, но и гибнет. Какой выход? Религиозный подъем? Для немногих? Масонство?67 Но Ниночка говорит, что несмотря ни на что, она не желала бы жить, скажем, в эпоху нашей молодости или молодости М. Бакунина, о которой читали у Корнилова. А вместе с тем, говорит, что сейчас у ней нет, чем жить.
Сегодня Ниночка из Ялты принесла ряд известий, как будто меняющих положение - о взятии Брусиловым Москвы, о занятии Одессы Петлюрой, союзн[ики] [и] добровольцы] с Петлюрой, движении поляков на Киев. Говорят о прекращении] террора в Сов[етской] России, провозглашении] царем Ник[олая] Николаевича]. Еп[ископ] Вениамин говорил в соборе о видении ему бывшем, что он будет венчать на царство царя в Москве, через 2-3 мес[яца]. Часть прихожан, по словам Матр[ены] Ил[ьиничны], была очень недовольна, другая - обратно. Но у меня впечатление, что за царя дворянство и буржуазия, и то - часть. В народе корней мало и если будет царь - едва ли очень прочен?
Скоро пасха - но мы едва-едва можем получить небольшое количество яиц (по одному? Яйцо до 50 р.), кулич. Пасха будет у нас только для виду. А мы все-таки еще не так нуждаемся. У простонародья, имеющего кусок земли, рабочих, офицерства иное - денег много. Сейчас приходится сильно уменьшать и молоко. Глав[ная] пища в смысле питательности для населения и наиболее дешевая - хамса. Ее едят в самых разнообразных видах - жареную (теперь, из-за дороговизны всех масел, прекратилось), тушеную, в ухе, в пирогах, делают из нее котлеты. Если бы не было здесь сейчас хамсы - был бы голодный кризис.
Работал над жив[ым] вещ[еством] и над первой лекцией по геохимии.
Читал Шестова "Кануны",68 Гроссмана и Тургенева.
Завтра еду в Симферополь. Начинается новый период жизни. Как долго и куда приведет? Цель ясна: Лондон и Америка, но когда достигну? Видел на днях сына Обручева, у В. А. тоже мысль через Геогр[афическое] Лонд[онское] общ[ство]. М[ожет] б[ыть], будем договариваться совместно.
Сын с женой и Ниночкой ушли вчера с утра в Симферополь пешком. Очень тяжело и грустно за Ниночку. Она получила от Бор. Фед. Ромб[ерга] письмо, где говорится о том, что Фед. Троф. [Сердюк], больной сыпным тифом, 27.I эвакуирован и остался на Кубани. Ниночка считает, что он погиб. Все его товарищи вернулись. Ей тяжело. Смерть Нюты, Лиды [Рейтлингер], тяжелые условия жизни в смысле учения и духовной работы, переживание ужасов очень отразились. Ужасается, что долго будет жить...
Сейчас положение молодого поколения ужасно. Надо дать выход в каком-то духовном подъеме и, мне кажется, не в религиозном, в смысле церкви, а в более широком?
Сейчас очень тяжело переживаю окружающее. Вчера после музея (где читал часть своих "Мыслей" - в связи с жив[ым] и мертв[ым], с биол[огией] и геох[имией]) обедал у Келлера. Были Обол[енский], Налбанд[ов], Крым, Клепин[ин]. Крым смотрит довольно бодро, думая, что большевики не будут здесь. Но сам уезжает с поручением Вр[ангеля] продать вино ц[арю] Александру] для валюты. Налб[андов] и Обол[енский] мрачны. В общем, ДА столь же опасна, как и больш[евики]. Казаки в Евпатории без оружия и не хотят драться. Мих. Алекс. [Критский] рассказывал, что они такими были в Новороссийске], требовали транспортов, угрожая разнести Ставку. Кут[епов] хотел их разогнать силой. Ден[икин] велел отдать транс[порт], оставив артилл[ерию]! Здесь их газета "Донск[ие] вес[ти]" - ищет примирения] с большевиками]. Опасность в дезорганизации] продовольственной] и денеж[ной] сист[ем]. Но где выход? Люди все те же и те же приемы. Вчера аграрная] ком[иссия] - очень бюрократичная], бесплодная. Какой выход? Никто не знает, что делается у большевиков], и это самое главное. Но [у] меня впечатление, что Вр[ангель] также не знает, как не знали и все другие правители. Стр[уве] так прямо ответил Келл[еру], что не знает. Недавно я читал "Temps" за середину марта и "Times" конца февраля. У меня впечатление, что Евр[опа] считается с большевиками], как с правительством] России, и что там налаживается власть. Ожидают сюда переброски войск: через Керчь (где верность кубанцев не ясна) и благодаря огромной артиллерии, отданной большевикам в Новороссийске. Выдержать здешняя армия не сможет. Говорят, в Одессе власть большевики передали профсоюзам и войска уводят. Но это может быть и система.
1 В Новороссийск Вернадский приехал из Екатеринодара; первая запись дневника совмещает описание событий, предшествовавших и последовавших приезду ученого в Новороссийск.
2 Имеется в виду миссия члена кадетского ЦК и киевского отделения Национального центра И. П. Демидова в Польшу, которую многие кадетские руководители рассматривали как потенциального союзника в борьбе против Советской власти.
3 5 января 1920 г. Верховные казачьи круги Дона, Кубани и Терека провозгласили себя верховной властью на своих территориях. В поисках компромисса с казаками в начале февраля А. И. Деникин предпринял последнюю попытку найти выход из положения и вновь реорганизовал правительство. Идя на уступки казачеству, он согласился на образование законодательного (а не "законосовещательного" органа) и на создание "ответственного" министерства во главе с представителем донского казачества Н. М. Мельниковым. На первом же заседании кадетского ЦК в Новороссийске обсуждался вопрос об отношении к "южнорусскому правительству" и принято решение о его поддержке "как совершившегося факта", в его состав наряду с казаками вошли донские кадеты В. Ф. Зеелер, В. А. Харламов, а также М. В. Бернацкий.
4 Еще 17 (30) декабря 1919 г. ген. А. И. Деникин упразднил Особое совещание, костяк которого составляли кадетские деятели, заменив его "правительством при главнокомандующем" во главе с генерал-лейтенантом А. С. Лукомским.
5 2 (15) января 1920 г. В. И. Вернадский получил удостоверение за подписью генерал-лейтенанта А. С. Лукомского (на бланке помощника главнокомандующего вооруженными силами на Юге России) "на право свободного выезда из г. Новороссийска в Крым на пароходе "Ксения" (АРАН. Ф.518. Оп.4. Д.96. Л.З).
6Прибытие члена английского парламента, профессора Маккиндера, получившего официальный статус верховного комиссара Юга России, было связано с изменением политики кабинета Ллойд Джорджа, заявившего в декабре 1919 г. о невозможности продолжения активной борьбы с большевиками ввиду отсутствия средств и негативным общественным мнением в отношении Белого движения. В этих условиях перед Маккиндером была поставлена задача примирения противоборствующих сторон, а также подготовка эвакуации Новороссийска.
723 мая 1916 г. в заседании Государственного Совета Вернадский был избран членом Согласительной комиссии "для обсуждения возникших между Государственной Думой и Государственным Советом разногласий по законопроекту об отпуске из Государственного казначейства средств на работы в порожистой части Днепра" (Стенографический отчет Государственного Совета. Сессия XIII. Пг., 1916. Стб. 1362-1363). В начале века проблема шлюзования Днепра приобрела масштаб государственной задачи. Она обсуждалась учеными, инженерами, высокопоставленными правительственными чиновниками; последние видели в ней цель стратегического характера - ни много, ни мало - "установить прямое соединение Балтийского и Черного морей". Первые инженерно-научные проекты, намечавшие перспективу комплексного решения судоходных и энергетических проблем Днепра, появились еще в 1905 г. и принадлежали С. П. Максимову и Г. Графтио (см.: Графтио Г. О. Отчет о командировке на Днепровские пороги // Материалы для описания русских рек. Вып. IX. СПб., 1906. Максимов С. Л. О Черноморско-Балтийском водном пути. СПб., 1907; а также: Максимович Н. И. Черноморско-Балтийский водный путь // Материалы для описания русских рек. Вып. IX. СПб., 1906). Однако они были нацелены, прежде всего, на улучшение условий судоходства, гидроэнергетика фигурировала лишь попутно - как "использование даром протекающей воды". В январе 1914 г. от имени министра путей сообщения в Государственную Думу было внесено представление об ассигновании казенных средств на постройку днепровских шлюзов на базе проекта инженера И. А. Розова (см.: Проект шлюзования Днепровских порогов в связи с утилизацией энергии их падения // Материалы для описания русских рек. Вып. XXVIII. Спб., 1912), предусматривавшего 37 млн рублей вложений. Однако по мере его прохождения в Думе появился иной вариант Б. А. Бахметева, в то время профессора Петроградского политехнического института (впоследствии посол Временного правительства в США), удачнее сочетавший задачи судоходства и использования гидроэнергии и позволявший получать значительно больше энергии при использовании порогов, а значит, и расширить возможности хозяйственной деятельности на юге России. В итоге проекты Розова и Бахметева Предполагалось объединить, однако оба они зависли в коридорах власти. Концептуальные и финансовые разногласия между Государственной Думой и Государственным Советом так и не позволили реализовать ни один из них. Из просимых 37 млн Дума ассигновала лишь 2 млн в 1914 г. на окончательное составление проекта и 3 млн в 1915 г. "на приступ к работам", а после рассмотрения вопроса в Госсовете суммы уменьшились еще в несколько раз. После октября 1917 г. предпринимались попытки реанимировать проекты - создано Управление работ по шлюзованию порожистой части Днепра в Комитете государственных сооружений ВСНХ, а начальником работ назначен Б. Л. Николаи, принимавший участие в их разработке (его доклад в Комитете 27 февраля 1919 г. см.: ГАРФ. Ф.2274. Оп.26. Д.26. Л. 17-20). По-видимому, проектная документация, о которой упоминает Вернадский, действительно была вывезена за границу и в рамках плана ГОЭЛРО был принят новый проект И. Г. Александрова (его доклад 3 апреля 1920 г. на заседании ГОЭЛРО см.: Красный архив. 1939. N5. С.47-53), по которому и была построена Днепрогэс (подробнее историю вопроса см.: Малышев В. М. История проблемы использования порожистой части Днепра // Материалы к проекту проф. И. Г. Александрова. Вып.2. М., 1925).
8Так в тексте.
9Здесь и далее: Наташа - жена
Вернадского Наталья Егоровна;
Нина, Ниночка, Нинуля - его
дочь.
10Ср. дневниковую запись А.В.Тырковой-Вильямс за январь-февраль 1920 г.: "Как описать Новороссийск? Кадеты... беженцы, вши, больницы... Евгений Трубецкой (умер от тифа). Дон Кихот Львов. Норд-ост. Люди перестали мыться. Нет белья. Спят на столах. Болтаются подошвы. А на улице - все гробы. Иногда с музыкой, редко с помпой. Чаще бегом, рысью, на тех же дорогах люди. За Трубецким шло двадцать человек. На путях умирают. Столкнуло всех на край бездны... Власть развалилась. Никто даже не знает, кто теперь начальство, где оно и как его зовут." И далее: "Полтора месяца бродили верхи российской интеллигенции по грязным, холодным, бессмысленным улицам Новороссийска. Одинокие, разрозненные, ошеломленные, многие испуганные и все охваченные огнем тоски, они про себя переживали катастрофу. Порой собирались по два, по три и в нетопленых, угрюмых, безнадежно чужих комнатах, нервно перебрасывались опытом последней горечи. И только недавно поняли, что надо вслух хотя бы среди избранных, обдумать, осмотреться. Все порвалось, перемешалось, спуталось. [...] То, что мы считали ядром нарождающейся русской государственности, оказалось если не мыльным пузырем, то каким-то комком глины, который распался от первого толчка" (Цит. по: Борман А. А. В. Тыркова-Вильямс по ее письмам и воспоминаниям сына. Лувэн-Вашинггон, 1964. С. 184, 186-188).
11 См. прим. 5 и 26 к 1-й книге "Дневников" (1919-III).
12Такая статья написана не была.
13 Семья Вернадских владела небольшим дачным участком в имении Бати-Лиман, расположенном между Ялтой и Севастополем. Среди 26 пайщиков, приобретших в 1911 г. это имение у общества татар деревни Хайты, были Милюковы, Елпатьевские, Билибины, Ростовцевы, Короленко, Станиславские, Кокошкины и др. (см. воспоминания Л. Е. Чириковой о Бати-Лимане в 1918-1919 гг. - "Наше наследие". 1991. N 6).
14 Возможно, имеется в виду достигнутое осенью 1919 г. соглашение Ю. Пилсудского с большевиками о временном прекращении военных действий на польско-советском фронте, а также определение в начале декабря того же года временной восточной границы Польши (линия Керзона).
15Живое из живого (лат.).
16 Из воспоминаний В. И. Вернадского (запись 30 марта 1942 г., Боровое): "Когда я выезжал в Ялту из Новороссийска, меня провожал на дебаркадер Е. Н. [Трубецкой]. Я на пароходе нашел на себе вшей и ровно через 10 суток после этого заболел в Ялте сыпным тифом. [...] Помню перед выездом я читал в новороссийской или ростовской газете статью Е. Н. Трубецкого, который считал, что одновременно битве белых и красных на земле, на небе идет борьба ангелов и дьяволов" (АРАН. Ф.518. Оп.2. Д.45. Л. 143-143 об.).
17 Об обстоятельствах приезда Вернадского в Ялту Н. Е. Вернадская вспоминала: "Мы давно не имели вестей от него. Сообщение было прервано и вдруг неожиданно, когда мы спустились в Ялту, узнали о приходе парохода из Новороссийска. Георгий побежал к причалу его и к великому восторгу всех нас очень скоро вернулся к нам вместе с Владимиром. Мы все вместе веселой гурьбой отправились в Щель. К сожалению Георгий и Нинетта должны были в тот же вечер выехать в Симферополь. Весь день мы просидели все вместе и проговорили. Уводила только Влад[имира] умыться и переодеться, осмотреть его с точки зрения вшей. Нашла их несколько на нем в белье... Приняла все меры дезинфекции... Хотя и встревожилась ими немного, но больше надеялась, что обойдется, как было у нас с Ниночкой" (АРАН. Ф.518. Оп.2. Д.5. Л. 144 об.; запись 30 марта 1942 г., Боровое).
Имение "Горная Щель", в котором поселились Вернадские, располагалось между шоссе Ялта - Массандра и Ай-Василем, в 2-х верстах от Ялты, и принадлежало семье Бакуниных, с которыми Вернадского связывали многолетние родственные и дружеские отношения. Оно было куплено Павлом Александровичем Бакуниным в 1889 г. у родственников ген. Ермолова и затем в течение многих лет П. А. и Н. С. Бакунины почти постоянно проживали на крымской даче, здесь же находился знаменитый "Прямухинский архив", над которым приезжал работать один из ближайших друзей Вернадского - историк и общественный деятель А. А. Корнилов, написавший по материалам архива две монографии. После кончины Н. С. Бакуниной имение перешло к ее племяннику - Михаилу Алексеевичу Бакунину, женатому на Софье Марковне Любощинской - старшей дочери М. М. и А. Е. Любощинских (об этой семье см. ниже прим. 59). Она оставила небольшие воспоминания, живо рисующие быт и атмосферу обитателей "Горной Щели" 1919-1920 годов:
"В ней было 7 1/2 лес. земли и дом, который тогда казался маленьким, который построил дядя Павел и тетя Наташа. Кругом дома дядя Павел, который был большой садовод, насадил деревья и кусты, пальмы и т.п., которые, как его дразнили, "не хотели расти в Крыму". Дом был 2-х этажный и весь завит розами, глициниями и <вишнями>. Перед домом бассейн, где в мое время водились ужасно крикливые лягушки. С одной стороны "Щель" граничила с Массандрой (казенные имения), с другой - с большим садом городской больницы; следующей границей была бурная горная речушка Уч-Кош, а от Ялтинского шоссе нас отделяло большое пустое место. Это уединенное положение было бы приятно в мирное время, но в те времена жить мне там одной не очень улыбалось.
Я поселилась в семье Мях. Ив. Петрункевича, сына Ивана Ил-ча, и его прелестной жены Лизы (дв. сестра Михаила, дочь Ильи Ал. Бакунина). Они жили в "Гаспре", имении С. Вл. Паниной, в доме управляющего. В чудном Гаспринском дворце жили Анна Мих. Поль (рожд. Петрункевич) с мужем Влад. Ив. и сестрой, Александрой Мих. Дом управляющего был 2-х этажный, большой и удобный, т.к. в нем свободно помещалась семья Мих. Ив. (Лиза его жена и дети: Ирина, Ваня, который был в Добр. Армии, Мика и еще дочь, кажется, тоже Лиза). Мы с мальчиками.
Не помню когда приехали тетя Наташа и Ниночка [Вернадские] из Новороссийска. Они поселились во 2-м этаже. Но это было к осени.
Аня, известная певица Ян-Рубан, и ее муж Вл. Ив. давали иногда концерты во дворце, в большой гостинной зале. Что это было за наслаждение! Чудная музыка, а перед глазами мраморная терраса спускается к морю 2-мя мраморными лестницами и дальше - бесконечное море и лунная дорога.
Летом приезжал Георгий Вернадский с женой Нинеттой, тоже жили с нами в доме. Они жили дольше, все каникулы. Георгий тогда был проф. в Симферопольском университете.
Приезжал Михаил в отпуск и я поехала провожать его в Ялту с ночевкой. С мальчиками остался спать Георгий. У мальчиков был кот, который спал у кого-либо из них на постели. Но Георгий решил, что это непорядок, выгнал кота. От этого происшествия остались стихи Георгия:
Котов вон!
И все коты
Задрав хвосты,
удрали вон
из комнаты!
Тогда же я переучилась звать Гулю, как всю жизнь звала его, на Георгий. Этого потребовала Нинетта, т.к. когда Георгий в СПб. в какой-то женской гимназии преподавал историю, девочки откуда-то узнали, что его дома зовут Гулей и вот, во время урока, раздался ласковый голосок "Гуля", потом в другом месте - опять "Гуля!" и т.д. После этого, не знаю кто, решил звать Гулю Георгий, и Нинетта делала страшные глаза, если я ошибалась, т.ч. я в конце концов привыкла.
Обедали мы все вместе с Петрункевичами, хотя Георгий, Нинетта и я с мальчиками брали обед из какой-то столовки, а Лиза готовила на своих дома. У нее я стала учиться готовить, т.к. понятия не имела, как делать суп и т.п.
Ходили купаться мимо дворца, где жила вдовствующая Императрица и другие члены царской семьи. Это тоже было большое наслаждение, хотя потом надо было подыматься в гору. Этот дворец граничил с "Гаспрой". При Гаспринском дворце была домовая церковь, соединенная со спальней владельцев дворца во 2-м этаже - мостком, который выходил на хоры в церковь. По преданию, перед смертью старшего в роде Паниных по этому мостку приходила в спальню белая дама. При нас в церкви почти каждое воскресенье служил о. С. Булгаков, женатый на Токмаковой, имение которой было рядом и вино которой было известно в Крыму. Мы смеялись, что он изгоняет злого духа из своего младшего сына, который был большим шалуном и шелопаем. Он был еще маленький.
К Рождеству, не помню почему, Петрункевичи уехали к сестре. Оставаться одной было мне нельзя и я переехала с тетей Наташей и Ниночкой в Щель. Они поселились в нижнем этаже, мы с мальчиками в верхнем. Хозяйством занималась у нас и готовила соседка, Матрена Ильинишна, которая знала еще дядю Павла и тетю Наташу. [...] В Щели жить было жутковато. Появились "зеленые". Ночью по стенам шарили лучи прожекторов стоявших на рейде в Ялте военных судов и искавших этих самых "зеленых".
При въезде в Щель со стороны Уч-Коши стояла маленькая хибарка грека Кости, при ней конюшня его осла. Костя зарабатывал перевозом товаров на своем осле. Раз утром Костю нашли зарезанным. Говорили, что у него были деньги.
Когда оставили белые Новороссийск, приехал дядя Владимир. Тетя Наташа увела его сразу к себе и потом с ужасом, с круглыми глазами, как она всегда водила, когда была взволнованна, говорит: "Сонечка, я у Владимирчика нашла 3 вши!" Я в душе посмеялась. Что такое для нас в то время были 3 вши, когда Ваня Петрункевич, когда приехал из-под Астрахани, попросил затопить ванну, а нас всех уйти. Голый прошел в ванну, а одежду всю его полили керосином и сожгли.
Но через некоторое время дяде Владимиру стало плохо [о болезни Вернадского см. ниже в основном тексте его дневников. - Публ.]. Позвали доктора, который нашел у него сыпной тиф и потребовал, чтоб его перенесли в заразную больницу. Но тут запротестовала я, т. к. знала, что больница переполнена, тифозные валяются на полу, сестры сбились с ног и ухода почти никакого нет. Тетя Наташа тоже протестовала, говоря, что не хочет, чтоб заразились мы. В конце концов мы с тетей Наташей пришли к соглашению: дядя Владимир остается в Щели, ухаживать за ним будут тетя Наташа и Ниночка, я же и дети в комнату входить не будем. Но тетя Наташа и Ниночка будут жить и выходить к нам, как и раньше.
До болезни дяди Владимира Матрена Ильинишна занималась хозяйством дома, продукты же из Ялты приносили Ниночка и я. С болезнью же дяди Владимира тетя Наташа и Ниночка всецело отдались уходу за ним, Матр. Ил. по-прежнему занималась хозяйством и домом, продукты же стала носить я одна. Иногда это было трудно, п. ч. дяде Владимиру нужны были разные веши, - вино, лекарства и т.д. Я брала ранец, нагружала его, хлеб несла под мышкой. Помню, что иногда покупалось что-то, что могло протечь, это было особенно трудно нести. Одно время было трудно ходить, п.ч. выпал снег, как часто бывает в Крыму в конце января, начале февраля (ст. стиля). Держался он для Крыма в этом году сравнительно долго. Потом кончилось топливо. И уголь, и дрова всегда привозились в Крым, в это же время достать их было и трудно, и дорого. В "Щели", на склоне, была большая дубовая роща, из которой Михаил уже продал часть, не оголяя склона, осенью после отпуска и перед отъездом на фронт, чтобы пополнить наши чахнувшие финансы. Мы с Алешей брали пилу и топор (ему еще не было 10-ти лет) и отправлялись в эту рощицу. Выбирали не слишком толстый дубок, спиливали, распиливали его, потом я колола дрова и приносили их с Алешей домой.
Дядя Владимир болел тяжело. Как-то вечером я вышла с доктором в сад, провожая его и спросила, как он смотрит на положение дяди Владимира и не надо ли предупредить сына - Георгий был профессором в Симферопольском университете. Доктор помолчал, а потом сказал:
"Вызывайте сына". Я послала Георгию телеграмму (не говоря ничего Ниночке и тете Наташе) и Георгий пешком, в снег, пришел к нам. Лошадей достать он не смог.
Но кризис миновал благополучно, дядя Владимир стал поправляться, потом стал выходить в столовую-гостинную. Это было очень уютное время. Все успокоились. Часто по вечерам за круглым обеденным столом играли все в "дурачка". Горел камин. Тетя Наташа (крестная мать Сашко) учила его читать - Алеша ходил к какому-то частному учителю. Сашко часто не хотел "шлепать мозгами" и тетя Наташа обещала ему лишнюю партию "дурачка". Всеобщий восторг был, когда дядя Владимир оставался в дураках, а он как-то конфузился и был недоволен.
Погода изменилась, наступила дивная крымская весна. Ниночка стала опять ходить со мной в Ялту за покупками. Мы спускались вниз, к нашим воротам, по бокам которых стояли 2 больших кипариса (на которые часто на самую верхушку забирались мальчики) и выходили на дорогу. Она была немощенная, часто грязная, вилась между турецкими фруктовыми садами. Скоро мы с нее сходили и шли вдоль речушки Уч-Коша, по левому ее берегу, по каменной стене, гладкой и удобной для ходьбы. Она защищала берег реки, чтоб вода его не размывала. Она шла не вдоль всего берега и иногда опять приходилось выходить на дорогу. Но идти на стене было сплошное наслаждение. Она была чуть выше уровня воды, которая бурлила и кипела, спускаясь с Яйлы, с ее, в это время года, снежных вершин. Кругом распускались яблони и груши, розовый миндаль, местами еще цвел кизил. Чудный воздух - дядя Владимир говорил "озон". На душе ясно и спокойно. Идти легко. Мы болтаем. Почему-то я начала рассказывать Ниночке увлекательный английский роман, старый, который прочитала летом в Гаспре. Рассказывала я его только во время наших походов в Ялту. Так доходили до Мордвиновского сада, вход в который был закрыт, но мы имели право прохода - вероятно, еще со времен дяди Павла и тети Наташи - и через него доходили до Ялты. Какая это была красота, эти прогулки! Несмотря на весь кошмар и неустойчивость того времени, но мы были молоды тогда и полны жизни. Почему-то так ярко помню еще спуск в Ялту, а не возвращение домой.
Дядя Владимир стал выходить, дышал "озоном", часто брал какой-либо кусочек камня и начинал объяснять, что это за порода.
На Пасху приехал дядя Саша Зарудный - крестный Сашко. И не один, а в сопровождении осла. Дядя Саша служил в это время в Ялте в каком-то то ли кооперативе, то ли экономическом обществе. Осел был нагружен всякими вкусностями, трудно доступными тогда. Дядя Саша каждому приготовил подарочек. Мы все сидели за круглым столом в столовой и дядя Саша передавал кому-то его подарок, сопровождая передачу стихами. Я не все помню, но вот что осталось в памяти:
Дядя Владимир получил пакет с гречневой крупой и передавая ему пакет, дядя Саша сказал: "Профессор, гордость наша, ешь после тифа больше каши". Мише: "Чтоб дома взял сидеть привычку, дарю я Мише спички" (Новороссийск был оставлен белыми, которые переехали в Крым; штаб ген. Кутепова, в конвое которого служил Миша, стоял в Симферополе, и Миша и его приятель еще по Поливановской гимназии в Москве Михаил Александрович Крицкий получили отпуск на Пасху и приехали в "Щель"). Сашко: "Чтоб сладок был корень ученья, дарю я крестнику варенье"; Матр. Ильинишне: "Матр. Ил. Я не решаюсь дать на чай, дарю ей просто чай". К сожалению, других стихов я не помню.
Георгий и Нинетта проводили свой пасхальный отпуск тоже в "Щели", т. ч. нас собралось большая, дружная семья: дядя Владимир, тетя Наташа, Ниночка, Георгий и Нинетта, Михаил, я, двое наших мальчиков. Часто приходил дядя Саша. Жил с нами и М. А. Крицкий, "Кризи", как его звали мальчики.
Когда был жив дядя Павел, у него и тети Наташи был довольно большой штат прислуги. Была привезенная ими из Твери бывшая крепостная Бакуниных Дунюшка. Старший рабочий Николай с женой кухаркой и 2 рабочих по саду. Дунюшку я еще застала в "Щели", когда приезжала туда с Михаилом весной 1909 г. после нашей свадьбы. Ее "приставили" к нам. Она была очень славная и обожала Михаила. Когда мы все жили в "Щели" весной 1920 г. никого уже не было. Дунюшка умерла, а Николая с женой и 2-мя рабочими Михаил уволил после смерти тети Наташи в начале зимы 1914 г. Николай поступил на винные подвалы в Массандре, в качестве кого не знаю, но когда из Новороссийска и Симферополя приехали Михаил и "Кризи", то он нам продавал массандровский чудный, старый портвейн. Мы им угощались, главное Михаил, Кризи и я. Вскоре все мы разъехались. Все Вернадские перехали в Симферополь. Кризи и Михаил возвращались на службу в штаб Кутепова в Симферополь. Деньги, взятые из Москвы и от продажи дубов в "Щели", кончились" (BAR. Coil. S. M. Bakunina). Об этом периоде жизни Вернадских см. также воспоминания Вернадской Н. В. "Первая русская камерная певица Анна Михайловна Ян-Рубан" (Возрождение. 1965. Кн.157. С.98-112) и Вернадского Г. В. "Крым" (Новый журн. Кн. 105. Нью-Йорк, 1971. С.203-224); Корнилов А. А. "Теперь не наша полоса..." // Минувшее. Ист. альманах. М.; СПб., 1995. Вып. 16. С.289-328; Мановений С. На Парнасе "Серебряного века". Мюнхен, 1962. С.359-360).
После падения Крыма семья Бакуниных оказалась в Галлиполи, затем в Болгарии, позже в Бельгии.
В 1920-е годы "Горную Щель" превратили в жилой дом, потом одно из помещений Ялтинской городской больницы. Ныне сохранилась только одноэтажная пристройка - подсобное помещение Ялтинской инфекционной больницы.
18 См. многочисленные дореволюционные статьи и заметки Вернадского по польскому вопросу: АРАН. Ф.518. Оп.2. Д.60; ГАРФ. Ф.523. Оп.З. Д.35. Одна из них опубликована: Вернадский В. И. Труды по всеобщей истории науки. М., 1988.
19 По условиям осеннего (1919 г.) соглашения Вернадского с ген. А. И. Деникиным о дальнейшем существовании УАН вопрос о необходимости и статусе Академии должен был пройти апробацию в университетах и на основании их отзывов принималось бы окончательное решение. См. также прим. 66 к 1-й книге "Дневников" (1919-11).
20 После получения известия о гибели старшего сына на Архангельском фронте у Н. И. Андрусова, заведующего кафедрой геологии Таврического университета, случился инсульт, от которого он так и не оправился до конца жизни. То же произошло с отцом Вернадского - известным экономистом и публицистом Иваном Владимировичем Вернадским, профессором Петербургского политехнического института и Александровского лицея, в 1868 г. прямо на заседании Вольного экономического общества. Вернадский вспоминал позднее, что "удар, приключившийся с отцом, совершенно разбил его жизнь, и я никогда не видел его вполне здоровым. Это, очевидно, имело большое влияние на всю мою будущность" (АРАН. Ф.518. Оп.7. Д.ЗЗ. Л.7).
21Вернадский Г. В. Русское масонство при Екатерине II. Пг., 1917.
22 Taine H. A. Les origines de la France contemporaine. Paris, 1876.
23Такая статья написана не была. См. также прим. 57 к 1-й книге "Дневников" (1919-III).
24См., например: Taine Н. A. L'Ancien regime. Paris.1877; La Revolution. Paris, 1878.
25"У нас не хватает силы характера, чтобы покорно следовать всем велениям рассудка" (Reflexions, Morales, XLII; пер. Э. Л. Линецкой). См. наиболее полное издание произведений Ла Рошфуко: Oeuvres de La Rochefoucauld, nouvelle edition revue sur les plus anciennes impressions et les autographes, et augmentee de morceaux inedits, des variantes, des notices, des notes, des tables... par L. D. Gilbert et J. Gourdault. Paris, 1868-1883. 3 toms et un album (1-й т. - Максимы).
26Интерес Вернадского к жизни и творчеству Гете имел давнюю историю. Как отмечают комментаторы издания "Трудов по всеобщей истории науки" Вернадского, первое упоминание о том, что этот интерес принял исследовательский характер, встречается в 1909 г. в письме к сыну; в марте 1936 г. Вернадский заключил договор на редактирование естественно-исторических сочинений Гете, которые предполагалось включить в 13-томное юбилейное собрание сочинений, с обязательством написать для этого издания специальную статью о Гете как натуралисте. В октябре 1936 г. во время пребывания в Германии Вернадский побывал в Веймаре, в Музее Гете, где ознакомился с хранящимися там естественно-историческими (минералогической и др.) коллекциями. Здесь же он был избран членом Общества Гете. В октябре 1938 г. статья о Гете была сдана в печать, однако опубликована лишь после смерти автора (Гете как натуралист: (Мысли и замечания) // Бюл. МОИП. Отд. геод. 1946. Т.21. N1).
27См.: Das Schwiegeriingsche Puppenspiel von "Doctor Faust" / Hrs. von A. Bielschowsky. [1882]; а также: Bielschowsky A. Goethe, seine Leben und seine Werke. Munchen, 1896.
28См.: Амьель А.-Ф. Из дневника / Пер. с фр. М. Л. Толстой. Под ред. и с предисл. Л. Н. Толстого. СПб., 1894.
29Возможно, Gesprtche Gesamtausgabe. Bd. 1-5. Leipzig, 1909-1911.
30См.: О значении трудов М. В. Ломоносова в минералогии и геологии. М., 1900.
31См.: Swedenborg E. Opera quaedam aut inedita aut obsoleta de rebus naturalibus, nunc edita sub auspiciis Regiae academicae scientiarum suecicae. Holmiae, ex officina aftonbladet. Vol. 1-3. 1907-1911.
Шведский ученый, автор работ по горному делу, математике, астрономии и др., Э. Сведенборг в 1743-1745 гг. испытал глубокий душевный и религиозный кризис, сопровождавшийся "видениями", "голосами" и т.п., и стал мистиком и духовидцем. В многочисленных сочинениях последующего периода стремился дать "истинное" толкование Библии (Ärcana coelestia", Vol. 1-8. 1749-1756; сокращ. версия в рус. пер. с лат. А. Н. Аксакова - "О небесах, о мире духов и об аде". Лейпциг, 1863). В 1734 г. Сведенборг избран почетным членом Петербургской Академии наук, а его труды оказались весьма популярны в России: первое общество читателей Сведенборга в Москве создано еще в 1783 г., его трудами интересовались Н. И. Новиков, Г. Р. Державин, А. Белый, П. Д. Юркевич, Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, Даниил Андреев.
32Критику Канта на теософию Сведенборга см. в трактате "Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика" (1765). Рус. изд. в пер. с нем. Б. П. Бурдеса, под ред. А. Л. Волынского. СПб., 1904.
33Ballet G. Histoire d'un visionnaire au XVIII-e siecle. Swedenborg. Paris, 1899.
34 Переписку В. И. Вернадского с С. Н. Трубецким см.: АРАН. Ф.518. Оп.З. Д.1656и ГАРФ. Ф.1093. Оп.1. Д.85.
35 Статья "Автотрофность человечества" написана по-французски (L'autotrophie de l'humanite) и впервые опубликована в "Revue generale des sciences pures et appliquees" (1925. N17/18). По-русски в сокращенном варианте - только в 1940 г., полностью: Вернадский В. И. Живое вещество и биосфера. М., 1994. С.296-308.
36 См., напр.: Guyau J. М. La morale d'Epicure et ses rapports avec les doctrines contemporaines. Paris, 1878; Vauvenargues L. Reflexions et Maximes (или: Introduction a la connaissance de l'esprit humain и др.)
37 Guyau J. M. La morale anglaise contemporaine; morale de l'utilite et de l'evolution. Paris, 1879.
38 Guyau J. M. Vers d'un philosophie. Paris, 1903 (4-e ed.)
39 См: Вернадский В. И. Три решения: [Об обязанностях русского гражданина в эпоху кризиса 1905-1906 гг.] // Поляр, звезда. 1906. N 14. С.163-173.
40 "Демон" английского физика Д. Максвелла - гипотетическое существо, придуманное им для теоретических рассуждений в области термодинамики; "демоны" соизмеримы с мельчайшими частицами вещества; пропускали через некую дверцу только те частицы, которые обладали строго определенным уровнем энергии, тем самым действуя в обход законов термодинамики. "Демоны Максвелла" служат причиной многочисленных интерпретаций в теоретической физике.
41 Академик и секретарь Парижской Академии наук, член Конвента Ж.-А. Кондорсе в 1793 г. вынужден был скрываться от якобинцев. Укрывшись в доме вдовы художника Берне под Парижем, четыре месяца работал над своим главным произведением - Ësquisse d'un tableau historique des progres de l'esprit humain" ("Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума", 1794).
42Николай Иванович Вернадский, сын И. В. Вернадского от первого брака, скончался в 1874 г. в возрасте 23 лет.
43 Не знаю, зафиксированы ли такие наблюдения, интересные психологически. - Прим. В. И. Вернадского.
44 Арнольд Э. Свет Азии: Изложение в поэтической форме буддизма / Пер. А. М. Федорова, с предисл. и прим. С. Ф. Ольденбурга. СПб., 1906.
45 Ливигстон Д. Путешествие по внутренней Африке. С описанием замечательных открытий в Южной Африке, совершенных с 1840 по 1856 г. /Пер. с нем. 2-е изд. СПб.; М., 1868; Последнее путешествие Ливингстона по Африке. С портретом автора, рисунками и картами. СПб., 1876; Moffat Я. Missionary Labours and Scenes in Southern Africa. London, 1842.
46 White A. A History of the Warfare of Science with Theology in Christendom. New York; London, 1900; Windelband W. Die Geschichten den neueren Philosophic. 2 Aufl. Leipzig, 1899.
47 Далее одно слово неразборчиво.
48 См.: Мечников И. И. Этюды о природе человека (1893); Этюды оптимизма (М., 1909), а также его статьи о причинах преждевременного старения и борьбы за долголетие (Академическое собр. соч. М., 1962. Т.15.); Кащенко Н. Ф. Смерть и долголетие с биологической точки зрения. М., 1914.
49 Наталья Павловна Милюкова (Така) вышла в мае 1919 г. замуж за давнего товарища В. И. Вернадского Д. С. Старынкевича, овдовевшего годом ранее. Многие друзья и знакомые негативно отнеслись к этому браку, прежде всего из-за значительной возрастной разницы супругов. После венчания супруги уехали в Ростов, где через несколько месяцев, в 1920 г., Д. С. Старынкевич скончался. Наталья Павловна вернулась в Петроград, училась в 1921 г. на 1-м курсе электромеханического отделения Политехнического института, жила в квартире С. Ф. Ольденбурга. В июне того же года, поехав навестить брата, Наталья Павловна заболела дизентерией и скончалась в Полтаве.
50 Фигура генерала А. А. Брусилова, пользовавшегося большой личной популярностью и авторитетом в армии со времен I мировой войны, была одинаково привлекательна для пропаганды обеих противоборствующих в гражданской войне сторон. Сам Брусилов долгое время сохранял политический нейтралитет и находился не у дел. Однако в 1920 г. он все же оказался вовлеченным в две организации. Возможно, источником слухов о "Брусиловском заговоре" послужили просочившиеся на юг сведения об организованной в 1920 г. монархической офицерской организации "Русский национальный союз", якобы возглавлявшейся А. А. Брусиловым. Но то ли слух остался слухом и рассеялся, то ли поняли опасность компрометации такой значительной фигуры, но 16 апреля "Юг России" уже напечатал опровержение информации о "Брусилове во главе большого заговора". Одновременно в мае 1920 г. Брусилов согласился принять в Красной армии должность председателя Особого совещания при Главнокомандующем всеми вооруженными силами Республики, созданного как совещательный орган для обсуждения мер борьбы с наступавшими польскими войсками. В состав Особого совещания вошли многие другие генералы царской армии, что произвело подавляющее впечатление на юге. После публикации 30 мая воззвания Особого совещания "Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились", в военные комиссариаты явились тысячи офицеров, ранее уклонявшихся от службы в Красной армии, и просто интеллигенты, пленные офицеры. Впоследствии Брусилов писал, что сделал это ради спасения бывших офицеров от преследований и террора, а в секретных мемуарах, оставленных в Пражском архиве его супругой, жестоко раскаивался, считая себя обманутым заместителем Троцкого - Э. Склянским, после того как узнал о массовых расстрелах Белой Куном в Крыму оставшихся там офицеров врангелевской армии, поверивших в амнистию.
51 Vacherot E. Nouveau Spiritualisme (1884).
52 Корнилов А. А. Молодые годы Михаила Бакунина. М., 1915.
53 Инициатива избрания Вернадского профессором Таврического университета принадлежала физико-математическому факультету, который, заслушав в заседании 4 (17) февраля 1920 г. заявление Вернадского о желании прочесть курс геохимии, постановил считать его членом факультета и возбудить ходатайство перед Советом университета об утверждении его сверхштатным ординарным профессором по кафедре геологии (АРАН. Ф.518. Оп.4. Д.96. Л.5). 5 (18) марта из Симферополя в Ялту пришло извещение об единогласном избрании Вернадского Советом университета в заседании от 4 марта (Там же. Л. 7). В тот же день Георгий Вернадский в письме отцу рассказывал о некоторых деталях баллотировки - "я, конечно, не опускал шары в папин ящик", и сообщал, что комнаты для родителей снимает у Налбандова (Симферополь, Севастопольская, 8) (Там же. Оп.З. Д.308. Л.1). 6(19) апреля 1920 г. Вернадские переехали из Ялты в Симферополь.
54 Bahak H. La Recherche de 1'Absolu suivie de un episode sous la terreur. Paris, 1851.
55 Leibniz G. Essais de theodicee sur la Bonte de Dieu, la liberte de 1'homme et 1'origine du mal ("Опыты теодицеи о благости божией, свободе человека и происхождении зла"); см. также, напр.: Вернер К., Голое-кинский Н. Путеводитель по Крыму. М., 1899; Головкинский Н. Путеводитель по Крыму. Симферополь, 1894; и др.
56 Senouvier Ch. (Ed.) La Critique philosophique, politique, scien-tifique, litteraire. Paris, 1876
57 Красавица (франц.).
58 См.: Атава С. Оскудение: Очерки и заметки Тамбов, помещика. В 2 т. СПб., 1882.
59 Вернадский вспоминает здесь о знаменитой полемике между Б. Н. Чичериным и А. И. Герценом - выразителями двух идейных полюсов российской политической оппозиции - о целях и средствах демократического переустройства России. Поводом к ней послужила опубликованная 1 ноября 1858 г. в "Колоколе" статья Герцена "Нас упрекают", в которой утверждалось, что "средства осуществления [реформ] бесконечно различны, которое изберется ... в этом поэтический каприз истории, - мешать ему неучтиво" (Колокол. Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Вып.1: 1857-1858. Лондон; М., 1960. С.220). В ответ 1 декабря в том же "Колоколе" за подписью "Ч" [Б. Н. Чичерин] появилось открытое письмо под заголовком "Обвинительный акт" (Там же. С.236-239), в котором Б. Н. Чичерин противопоставлял герценовской революционной страсти, "поэтической прелести необузданных порывов", "разум познающий и созидающий", "политический смысл, политический такт, который знает меру и угадывает пору", т.е. постепенные гражданские преобразования, просвещение, которые надо "заботливо насаждать и терпеливо лелеять". Герцен в изложении Чичерина оказывался сторонником достижения цели любыми средствами, тактики "палка сверху и топор снизу". В письме к К. Д. Кавелину Чичерин мотивировал резкость своего выступления тем, что "у нас слишком развито бесплодное критическое направление, которое в Лондоне достигло крайних пределов" (см.: Летопись жизни и творчества А. И. Герцена. 1851-1858. М., 1976. С.459-460). Письмо Чичерина вызвало негативный резонанс среди большинства русских общественных деятелей и писателей. В январе 1859 г. с протестом против него выступили П. В. Анненков, К. Д. Кавелин, И. С. Тургенев, М. Е. Салтыков и др. (подробнее см.: Порох И. В. Полемика Герцена с Чичериным и отклик на нее "Современника" // Историограф. сб. [Саратов], 1965. N2. С.48-49).
Как следует из записи Вернадского, и через тридцать лет противостояние Герцена-Чичерина, проблематика "цели и средств" оставались актуальными для приютинского кружка. Прямых откликов на эту полемику в переписке Братства нам обнаружить не удалось (возможно, по цензурным соображениям). Однако сам образ "людей сороковых годов" постоянно присутствует в письмах, с ними члены Братства соотносят себя и свою деятельность, полемизируют, их достижения, ошибки, заблуждения воспринимаются приютинцами личностно, как некая точка отсчета для самооценки (см., напр.: Вернадский В. И. "Основою жизни - искание истины..." / Публ. И. И. Мочалова // Новый мир. 1988. N3. С.219; Вернадский В.И. Письма Н. Е. Вернадской. 1889-1892. М., 1991. С.272-273; и др.
60 См.: Лесевич В. В. Этюды и очерки. СПб., 1886.
61 В Полтаве проживал огромный клан Старицких, сведения о котором собраны у В. Л. Модзалевского (им опубликована их родословная роспись, см.: Модзалевский В. Л. Малороссийский родословник. Киев, 1914. Т.4. С.739-757) и И. Ф. Павловского (Полтавцы. Иерархи, государственные и общественные деятели и благотворители. Опыт краткого биографического словаря Полтавской губернии с половины XVIII в. Полтава, 1914 и др.). Дополнения к ним сделаны М. Г. Старицким (машинопись "Старицкие: Комментарий к материалам по генеалогии", 1977); здесь мы в значительной степени используем этот материал, любезно предоставленный нам ныне покойным Г. Г. Старицким. Некоторые дополнения и уточнения приведены нами по материалам архива С. М. Бакуниной (хранится в Колумбийском университете, США).
Ниже мы приводим сведения о судьбе тех представителей рода Старицких, о которых упомянуто у Вернадского (в его последовательности).
Старицкий Александр Павлович (1841-1925), окончил Константиновское военное училище и Полтавский кадетский корпус, действительный статский советник, полтавский уездный предводитель дворянства (1904-1908), с 1908 г. член Государственной Думы. Женат на Александре Яковлевне Стрижевской; дочери - Надежда (1872-1973) и Наталия (1873-1960) Старицкие, учились на Бестужевских курсах. Надежда недолго работала педагогом в Петрограде, затем уволилась и переехала в Полтаву для ухода за отцом. Наталия организовала и возглавила в Полтаве гимназию. После революции обе сестры жили в Полтаве, содержали престарелых родителей и воспитывали пятерых племянников уехавших родственников. В 1948 г. переехали в Павловск на иждивение своих племянников. Все трое сыновей - Владимир (1870-1965), Григорий (1881-1955) и Павел (1887-1985) получили высшее юридическое образование, эмигрировали в 1920-х годах; первые двое жили в Болгарии, а затем в США, Григорий работал в библиотеке Йельского университета, а младший в Болгарии, Франции работал шофером, стал председателем объединения русских шоферов и создателем "Дома шофера" под Парижем и одновременно товарищем председателя Союза бывших деятелей русского судебного ведомства.
Старицкий Егор Павлович (1825-1899), отец Н. Е. Старицкой (Вернадской), сенатор, член Госсовета с 1879 г., в 1883 г. возглавил департамент законов Госсовета. Женат на Марии Ивановне Зарудной (1829-1914); имел трех сыновей - Николая (1859-1874), Павла (1862-1942), Георгия (1867-1945) и пять дочерей - Наталью (в замужестве Вернадскую), Ольгу Старицкую (1863-1866), Анну (в замужестве Любощинскую; см. ниже), Марию Старицкую (см. ниже), Нину (в замужестве Жедринскую; см. ниже).
Семья Любощинских - Анна Егоровна (1865-1930) и Марк Маркович (1864-1952), внук Н. И. Пирогова. Женаты с 1888 г. Любощинским-старшим принадлежали в Москве два дома (Зубовский бульвар, 15), в одном из которых в течение многих лет жили Шаховские, Кокошкины, Бакунины, Новгородцевы, Булгаковы, Старицкие и др. друзья и родственники хозяев. Марк Маркович окончил юридический факультет Петербургского университета, Сельскохозяйственные курсы И. А. Стебута (1894), слушал курс в Институте практического семеноводства и полеводства И. Шмидта в Эрфурте (1895-1896). Служил в 1-м департаменте Сената, после выхода в отставку в 1893 г. жил в имении сына в Тамбовской губ. В течение 12 лет возглавлял Козловское общество сельского хозяйства. На протяжении 15 лет - научный сотрудник Козловской опытной станции. В 1912 г. переселился в Москву, занимался управлением делами частных лиц и организацией административно-хозяйственного надзора за постройкой жилых домов. После 1917 г. неоднократно арестовывался и высылался (Тобольск, Пермь). С 1926 г. завхоз Сапропелевой станции КЕПС АН СССР в Залучье (быв. имение Н. С. Таганцева). С 1931 г. жил в Чехословакии у сына Марка, затем с 1939 г. в Болгарии у сына Павла, где и скончался. Прах захоронен на Введенском кладбище в Москве. Анна Егоровна все годы до своей кончины в 1930 г. проживала в Москве на Зубовском бульваре. По признанию ее тестя историка и геолога А. М. Фокина, "...глубокий naisau d'etre общего Зубовского существования заключался в личности Анны Егоровны" (МГОА. Ф.2049. Оп.1. Д.264. Л.80). Значительные документальные материалы семьи Любощинских находятся в личном фонде А. М. Фокина в МГОА (Ф.2049), отметим здесь же собранные и систематизированные А. М. Фокиным многотомные "Заметки и материалы к изучению быта старого времени (и по семейной хронике)" (Ф.2049. Оп.1. Д.9-18), в которых сосредоточены сведения о Бекарюковых, Лаппо-Данилевских, Гревсах, Герсевановых, Гизетти и др.
В семье Любощинских было 9 детей. Их судьбы сложились очень по-разному. Упоминаемый в дневнике Вернадского Владимир (1899-1920?) окончил гимназию Флерова, в 1918-1919 гг. учился на юридическом факультете Московского университета и в Московской консерватории по I классу скрипки (небольшое собрание его стихов и прозы 1916 г. см.: РГАЛИ. Ф.2571 (коллекция Тарнопольского). Оп.1. Д.575. Л.З об. и далее). В 1918 г. недолго служил сотрудником отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины Наркомпроса, с лета 1919 г. - в Добрармии, пропал без вести (о последнем периоде его жизни см.: Волков-Муромцев Н. В. Юность. От Вязьмы до Феодосии. Париж, 1983. С. 174 и далее). Марк-младший (1891-1980), до революции учился на естественном отделении Московского университета, юнкер Константиновского артиллерийского училища в Петрограде, затем прапорщик 1-й Запасной артиллерийской бригады. Летом-осенью 1919 г. мобилизован, служил при английском авиационном отряде. В эмиграции - в Чехословакии (управляющий отелем на курорте Песчаны), незадолго перед 1-й мировой войной один из гостей курорта - магараджа Bhopal'a пригласил Марка заведовать его делами и дворцами в Bhopal и некоторое время Любощииские жили в Индии (1938-1945). После войны вернулся в Чехословакию. Женат на Вере Михайловне (ур. Герценштейн; ум. в конце 1970-х гг. в Праге), дочери экономиста, одного из теоретиков кадетской партии по аграрному вопросу, депутата I Государственной Думы, убитого черносотенцами, М. Я. Герценштейна. Софья (1889-1979?), окончила московскую гимназию Алферовой; вышла замуж за М. А. Бакунина, с осени 1920 жила в имении "Горная Щель" на Южном берегу Крыма. "На бронепоезде "Волк", - вспоминала она в 1970-е, - мы - т. е. мои сыновья и я - выехали осенью 20-го года из Мелитополя - это был последний поезд, который оттуда ушел. "Волк" шел выбивать взявшую станцию "Рыкове" (на линии Мелитополь-Джанкой) конницу Буденного. К счастью для нас у него в паровозе замерзла вода и в бой пошел другой бронепоезд и выбил Буденного. Мы стояли в "Рыкове", куда пешком из Мелитополя пришел Михаил [Бакунин]. Но через несколько дней Буденный опять пошел на "Рыкове", "Волка" в суматохе боя не успели прицепить к паровозу и он остался стоять. А мы с Михаилом, который нес больного Сашко (младший сын) и Алешей вышли в степь, где нас подобрала тяжелая корниловская батарея и через Арабатскую стрелку вывезли в Крым, в Арабатск (правильно - Арабат - Публ.). Оттуда мы добрались до Джанкоя, где стоял поезд ген. Кутепова и его конвой и с ними доехали до Севастополя" (BAR. Coil. S. М. Bakunina). После эвакуации в Галлиполи жила в Болгарии, работала в секретариате La Commission d'Emigration Greco-Bulgare (1923-1930), затем в Бельгии. Значительная часть ее семейного архива передана ею Колумбийскому университету США (Bakhmeteff Archive). Сын Алексей (р. 1910) окончил русскую школу в Галлиполи и русскую гимназию в Софии. Получив стипендию, уехал в Бельгию, женился на Е. В. Кутеповой С 1937 работал в Конго как инженер-транспортник, см., напр., о нем: М. К. Русские в Конго // Новое рус. слово. 1960. 17 авт. Второй сын - Александр (Сашко) (р. 1912) окончил Софийскую русскую гимназию, затем жил в Бельгии, женат на Е. В. Калустовой. Анна (1902-?), в замужестве Сербина, жила во Франции. Павел (1906-1992), специалист-лесовод; с 1922 г. в Чехословакии, жил в семье брата Марка, окончил химическое отделение Пражского университета и лесное отделение Софийского университета, многие годы работал в Болгарии директором лесного хозяйства; в 1955 г. вернулся в СССР, работал в лесничестве во Внуково. Мария (1894-1988), училась в университете Шанявского, в 1918-1919 гг. работала в Главлескоме, затем в Главархиве. В 1919 г. вышла замуж за историка и геолога А. М. Фокина. Жила в Москве, Красной поляне (Северный Кавказ). Георгий (1897-1921), окончил гимназию Флерова, учился в Московской консерватории и на физико-математическом факультете Московского университета. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Наталья (р. 1901), в замужестве Мостовая. Ныне проживает в Москве. Дмитрий (1911-1989), остался с родителями, в 1930-е годы неоднократно подвергался арестам и высылкам (Новосибирск, Ухта), жил в Караганде.
Старицкий Павел Егорович (1862-1942), инженер, специалист по обработке металлов. После революции остался в России, жил на Зубовском бульваре, работал в ВСНХ, Оргаметалле, в 1930-е годы неоднократно командировался в США, Германию, Испанию.
Старицкий Георгий Егорович (1867-1946), присяжный поверенный в Полтаве с 1913 г., кадет, в администрации Деникина полтавский губернатор. В 1920 г. эмигрировал в Болгарию, где работал в банке, подрабатывая художественной фотографией, сотрудничал в Народном этнографическом музее в Софии. Скончался в Болгарии. Женат на Елизавете Петровне Васьковой-Примаковой. Его сыновья оставались в России: Павел прожил всю жизнь на Зубовском бульваре, скончался в 1965 г.; Георгий (ум. 1992) был дважды арестован, жил в Норильске, последнее время в Москве. Занимался, как и отец, фотографией; дочь Анна, художник, выехала в 1925 г. за границу для лечения, жила во Франции, потом переехала к отцу в Болгарию, где окончила Академию художеств, затем жила в Бельгии и снова вернулась во Францию.
Старинная Мария (Мака) Егоровна (1869-1943), родная сестра Н. Е. Вернадской, переехала в Москву и жила на Зубовском бульваре;
Нина Егоровна (1871-1936), в замужестве Жедринская, в 1918-1919 гг. с семьей жила в Киеве, где ее муж Иван Александрович, в прошлом действительный статский советник, служил делопроизводителем Акклиматизационного сада У АН, а одно время был вице-губернатором Житомира (1919); в 1920 г. все Жедринские, включая двух детей, эмигрировали в Югославию; младший сын Владимир (1899-1974) окончил московскую гимназию А. Е. Флерова в 1917; в августе 1917 подал документы на физико-математический факультет Петроградского университета, но уже 11 сентября забрал их. В 1918 г. в Киеве учился в Академии художеств, осенью 1919 г. числился чиновником по особым поручениям у Г. Е. Старицкого в Полтаве, а также практикантом Акклиматизационного сада УАН. В 1942 г. он, к тому времени известный театральный художник, вынужден был из Югославии выехать с семьей в Марокко, затем жил во Франции (см. о нем: Ваганова Н. М. Годы исканий В. И. Жедринского (Белград - Брно - Прага - Загреб. 1921-1939) // Культурное наследие российской эмиграции. Кн. 2. М., 1994).
Старицкий Петр Павлович (1836-1902), окончил Институт корпуса инженеров путей сообщения, служил на Кавказе, подполковник в отставке, в 1878-1886 гг. член Полтавской губернской земской управы, в 1886-1902 гг. председатель Полтавской уездной земской управы. Имел трех сыновей - Нестора (Сашку), Петра (1875-?) и Николая (после 2-й мировой войны жил в США, в т. ч. некоторое время у Георг. В. Вернадского) и двух дочерей - Елизавету и Екатерину.
Семья генерала от инфантерии Старицкого Ивана Михайловича (1814-1910?): старший сын Александр Иванович Старицкий (1858-1940), окончил Московский ун-т, действительный статский советник, нотариус, был женат на Софье Марковне (ур. Любощинской, ум. 1912), родной сестре М. М. Любощинского. Эмигрировал во Францию (Париж) в 1920 г. Обе его дочери - Мария (1899-?) и Екатерина Старицкие (1894-1990) выехали из Петрограда в 1921 г. в Литву в имение отца. В дальнейшем Екатерина, окончившая Бестужевские ВЖК как химик, работала в США, Германии и Франции (в институте Пастера), репатриировалась в 1956 г. и жила в Москве, Мария оставалась в Париже, в последние годы жила в доме престарелых. Сыновья - Марк (1893-1944) и Михаил (1897-1956) в 1920 г. эмигрировали в Румынию, где оба работали и скончались. Марк женился на Ольге Михайловне (ур. Чертковой), их дочь вышла замуж за румына И. Стурзу, а их дети жили уже в Бельгии или Канаде. Средний сын И. М. Старицкого - Михаил Иванович (1868-1936?), окончил курс Пажеского корпуса, полковник лейб-гвардии Преображенского полка, с 1911 г. камергер; женат на Анне Евгеньевне (ур. Ковалевской), также имел двух сыновей и двух дочерей. Старший сын Иван (1893-1914) и младшая дочь Ирина (1900-1914) скончались в юности. Вся семья эмигрировала в Константинополь, сам Михаил Иванович скончался в Каире, его жена с детьми (Анна, 1895 г. рожд.; в замужестве Клевелл, и Евгений, 1902-1960, инженер-геолог) оказались в США.
К упоминаемым Вернадским детям Ивана Михайловича Старицкого добавим еще сведения о двух его дочерях: Анна Ивановна (1854-1938) и Ольга Ивановна (1856-1940), замужем за генералом А. В. Верещагиным, братом известного художника. Обе сестры покинули СССР в 1929 г. по вызову брата Александра через бывшего посла Франции в России Бонпара.
Старицкий Константин Степанович (1839-1909), контр-адмирал в отставке; окончил Морскую академию, проводил астрономические наблюдения в Тихом океане, на основании которых были составлены карты Японского и Охотского морей, его именем назван мыс в бухте Новик на о. Русском южнее Владивостока и полуостров, образующий бухту Нагаева, на берегу которой расположен Магадан; председатель правления Общества пароходства по Днепру и его притокам до 1892 г., когда вышел в отставку, - член правления общества "Кавказ и Меркурий", председатель правления Русского общества пароходства и торговли (до 1907 г.), член РГО и РТО, вице-председатель Астрономического общества.
Его сын Александр Константинович (ум. 1936) окончил Институт инженеров путей сообщения, к 36 годам - помощник начальника Киевского округа путей сообщения; вместе с женой Верой Евгеньевной (ур. Рекало) эмигрировал, по одной версии, жили в Каире, где А. К. работал грузчиком на строительстве до тех пор, пока бывший русский консул не устроил его на инженерную работу, а после призыва одного из французских банков к держателям акций Русского общества пароходства и торговли объявиться (поскольку банк сохранил фонды общества), значительно улучшил материальное положение, купил жилье в Ницце, где и жил до кончины в 1936 г. Там же умерла и его жена, не оставив потомства. По другой - выехал на работу в Управлении Суэцким каналом еще до революции.
Дочь Нина Константиновна вышла замуж за инженера путей сообщения Всеволода Михайловича Родевича, жила в Ленинграде, их сын убит на войне, дочь Марина Всеволодовна живет в этом городе и поныне.
Старицкий Лев Михайлович (1820-?), окончил Харьковский университет со званием кандидата права; женат на Наталье Вениаминовне Старицкой, дочери своего двоюродного брата. Имел двух дочерей - Ольгу, вышедшую замуж за Сергея Ивановича Гриневича (1866-1937), председателя Константиноградской земской управы (1895-1898), и Александру (1874-1929), замужем за болгарином Русчу Георгиевичем Молло-вым (ум. 1925), чья история весьма примечательна. По семейному преданию, он был взят в Россию после русско-турецкой войны 1877-1878 одним из русских генералов, стоявшим в Славнах, в доме его отца. В знак благодарности генерал пообещал дать хорошее образование мальчику и так Русчу попал в Училище правоведения, куда принимались только дворяне. Учился в одном классе с Г. Е. Старицким, на два класса старше их - М. М. Любощинский-старший. Они подружились и стали бывать в домах, где Моллов и познакомился со своей будущей женой. Службу начал в Казани, затем служил прокурором в Полтаве, Вильно, Одессе, был товарищем министра внутренних дел, полтавским губернатором. Служил у Деникина, в эмиграции с семьей в Болгарии, где занимался помощью русским беженцам. Дочь Гриневичей - Нина (1899 г. рожд.; по 1-му мужу Переслени, по 2-му Старицкая, по 3-му - Young) сначала в эмиграции в Болгарии, затем после многих путешествий осела в Южной Африке; сын - Николай (1894-1951). Трое дочерей Молло-вых разъехались - Ксения (в замужестве Багинская) во Францию, Ольга (в замужестве Зиновьева) - в США, Ирина (в 1-м замужестве Безобразова, во 2-м Литвинова) в Бельгию, сын Георгий и дочь Наталья (в замужестве Велчева) остались в Болгарии.
Старицкий Вениамин Павлович (1802-?), военный; его дети - Павел (1848-?), женат на Анастасии Николаевне (ур. Магденко); Наталья (1851-?) и Георгий (1867-1945).
62 В сборнике "La Russie d'aujourduit et dauterofois. Notes" (Ed. by G. Kliuchnikov. Paris, 1920. 202 p.) опубликованы статьи преимущественно русских кадетов - П. Н. Милюкова о Польше и России, Н. М. Могилянского об украинском вопросе, М. М. Винавера о федерации и автономии, М. И. Ростовцева о пролетарской культуре, П. Б. Струве о большевиках и Ленине и др. Примечательно, что составителем и автором первой статьи книги стал будущий "сменовеховец" Юрий Вениаминович Ключников, бывший приват-доцент Московского ун-та, специалист по международному праву, кадет; после неудачи Ярославского восстания - консультант и товарищ министра Уфимской директории; управляющий министерством иностранных дел в правительстве адмирала А. В. Колчака. В 1919 г. уехал за границу, входил в парижский комитет кадетской партии. В 1921 г. участник сборника "Смена вех" и редактор одноименного парижского еженедельника (1921-1922). На следующий год, по предложению В. И. Ленина, в качестве эксперта советской делегации приглашен на Генуэзскую конференцию, летом совершил турне по Советскому Союзу, в ходе которого ему была предложена кафедра международного права в Московском университете. В 1923 г. вместе с другими сменовеховцами возвратился в Советскую Россию. Занимался научно-педагогической работой. Стал заведующим кабинетом международной политики Коммунистической Академии. Погиб в период "ежовщины".
63 Landowska W. Musique ancienne. Paris, 1909.
64 Речь идет о единственном естественно-историческом музее на южном берегу Крыма, основанном в 1893 г. Ялтинским отделением Крымско-Кавказского горного клуба и до 1918 г. находившемся в здании на набережной Ялты. Впоследствии, однако, музей остался без помещения. Вместе с куратором музея проф. В. А. Обручевым Вернадский обратился к Врангелю с просьбой помочь музею материально и предоставить помещение. "Мы считаем долгом указать, - писали ученые в докладной записке, - что этот Музей представляет единственное научное учреждение в Ялте и одно из немногих в Крыму. В Музее собраны большие коллекции по естествознанию, археологии и этнографии Крыма и все коллекции отделения противотуберкулезной лиги, накопленные за много лет; при нем имеется единственная для Ялты научная библиотека. В эпоху развала и разрушения России охрана всех уцелевших еще культурных очагов является особенно важной задачей власти; уничтожение Ялтинского музея нанесет большой ущерб росту русской культуры в Крыму и просветительской работе в Ялте" (цит. по: Шарыгин С. А. Академик В. И. Вернадский в Ялте // Научное и социальное значение деятельности В. И. Вернадского. Л., 1989. с. 380). Помещение было возвращено музею; однако, как указывает автор цитированной выше статьи, зоологические и ботанические коллекции музея погибли в 1970-80-е годы "из-за плохого хранения", а в 1984 г. сам краеведческий музей переименован в исторический с ликвидацией отдела природы, где были сосредоточены все естественно-научные коллекции.
65 Имеется в виду Петроградский институт истории искусств графа В. П. Зубова.
66 Опубл. в: Вопр. философии и психологии. 1902. Кн.65. с. 1409-1465 (то же: Вступление в курс лекций по истории развития физико-химических наук, читано в Московском университете в 1902-1903 гг. М., 1903).
67 Тема масонства неоднократно встречается в дневниках и эпистолярии Вернадского. С его слов известно, что дед ученого был масоном; сын - Г. В. Вернадский - некоторыми историками также причисляется к ним; почти все ближайшее окружение Вернадского (Д. И. Шаховской и др.) оказалось в той или иной мере причастно к масонам, однако свою собственную принадлежность к масонским организациям Вернадский неоднократно отрицал. Отметим, что сама тема возникает у Вернадского всякий раз в моменты социального кризиса, выход из которого ищется им в том числе и в новых формах социальной организации.
68 Шестов Л. И. Собр. соч. Т.6: Великие кануны. СПб., 1911. Здесь статьи: Философия и теория познания; Разрушающий и созидающий миры (по поводу 80-летнего юбилея Л. Н. Толстого); Победы и поражения (Жизнь и творчество Г. Ибсена); Поэзия и проза Ф. Сологуба; Логика религиозного творчества (памяти В. Джемса).